Я пододвинулся к ней.
– Но в итоге ты все-таки их подвела, – сказал я. – Почему? Почему ты пошла на такой риск?
Она отвернулась.
– Я не могу засадить невиновного человека в тюрьму за убийство, – сказала она. – Кроме того, я же говорила, что на твоей стороне, помнишь?
– Помню, – сказал я, – но ты была в трудном положении. Я не стал бы тебя винить, если бы ты перешла на их сторону.
– Ну, я не перешла, – ответила она.
Я развернулся так, чтобы видеть ее лицо.
– Я могу в тебя влюбиться, – признался я.
Она обвила меня руками за шею и притянула к себе.
– Я уже в тебя влюбилась, – сказала она, щекоча мне шею губами. – Мне плевать. Не стану об этом молчать. Я не позволила бы им тебя засадить.
Мы провели на песке довольно много времени, и это было приятное времяпрепровождение.
– Теперь вопрос: что с тобой делать? – сказал я, когда похожая на камамбер луна перекатилась влево.
– Делать? – Она села, в глазах ее читался страх. – Что ты должен делать?
– Могу ли я оставить тебя здесь? Ты справишься тут одна?
Она вцепилась в мою руку:
– О чем ты говоришь?
– Подумай сама, детка, – сказал я. – Мне предстоит множество дел. Есть Киллеано, помнишь его? Такой жирный коротышка, похожий на Муссолини.
– Но ты же не собираешься обратно в Парадиз-Палмз?
– Еще как собираюсь, я приехал сюда только для того, чтобы устроить тебя в безопасном месте.
– Ты сумасшедший! – закричала она. – Что ты можешь сделать против целой шайки?
– Ты удивишься, – сказал я, улыбаясь ей. – Над нами висит обвинение в убийстве. Для начала я сниму обвинение. Мы не сможем жить спокойно, пока я не отыщу убийцу Херрика и не уговорю его выйти на свет.
– Но ты не можешь вернуться туда один, – возразила она с жаром.
– Я возвращаюсь один, и возвращаюсь через несколько минут, – сказал я. – И я хочу знать наверняка, что с тобой все будет в порядке, пока меня нет.
– Не будет, – быстро отозвалась она, как-то слишком быстро.
Я покачал головой:
– Наоборот, с тобой все будет хорошо. А теперь послушай. Я вернусь завтра к вечеру. Катер я возьму, а ты держись поближе к дому. У тебя есть винтовка и запас еды. Держи ушки на макушке и смотри в оба, и все будет хорошо. Если кто-нибудь явится, запрись в доме. Они не доберутся до тебя, если ты не потеряешь голову. Но никто сюда не заявится.
– А если ты не вернешься? – спросила она, и губы у нее задрожали.
– С тобой все равно все будет хорошо, – сказал я. – Я оставляю тебе семнадцать кусков. Отправишься к Маку. Он найдет способ переправить тебя в Нью-Йорк. Я загляну к нему и договорюсь.
– Нет, – сказала она, – не делай этого. Пусть никто не знает, что я здесь одна.
Это было разумно.
– Ты не имеешь права меня бросать. – Она спрятала лицо у меня на груди. – Теперь я не хочу тебя потерять. Я только что тебя нашла.
Мы продолжали препираться, но я решил твердо. Наконец она это поняла и перестала меня отговаривать. Она села, сложив руки на коленях, и лишь смотрела испуганно и печально.
– Ладно, – сказала она.
– Херрик знал что-то важное. Настолько важное, что его убили, – сказал я. – У тебя нет предположений, что это могло быть?
Она покачала головой:
– Я его почти не знала. Он регулярно заходил в казино, но я никогда с ним не разговаривала.
– У него была девушка?
Она кивнула:
– Он появлялся на людях с одной рыжеволосой певицей. Она живет на Лэнсинг-авеню, в большом доме с отделкой из черного мрамора и хромированного металла, по левой стороне, если ехать вверх по улице.
