Ян хотел что-то сказать, но Джон уже общался с кем-то эфемерным. Неудавшийся пилот покинул комнату.
– Я уже говорила с вашим представителем!… Я не предоставляю таких услуг. – Изящная женщина за небольшим столом кричала в аппарат связи. – …Да мне без разницы, что написана в вашем веровании. …Что значит, на разных камнях во всех мирах Даркона?… Уверена, что ни на одном камне Нэфери не написано, что я сплю со всеми подряд, потому что там нет камней, там одна лава! До свидания! – женщина повернулась на своем стуле и увидела удивленное лицо Яна. Но она не капли не сконфузилась. – Извините, я вас не заметила. Ко мне пристает какая-то паства. Говорят, что главное в их веровании моя открытость. Ха, глупцы! – надменно смеялась она. – Если бы я отвечала всем ухажёрам, даже таким безумным как они, у меня не осталось времени на работу.
Ян слегка удивленно улыбнулся, она сделалась более довольной.
– Не могу обвинять их в рвении провести время с такой прекрасной женщиной. – Ласково произнес Ян. Она словно расцвела. – Не хотите выпить чего-нибудь?
Сладостным голосом секретарша произнесла:
– А вы случайно не из этой паствы?
– Нет.
– Но все же я отвечу вам также, – она надменно улыбнулась. – До свидания.
Ян был опечален, у него ничего не клеилось: ни с работой, ни с женщинами. Он забрал свои вещи из порта, выслушал насмешки служащих и учеников. Все считали его высокомерным богатеньким мальчиком, которому любой проступок сходил с рук. Это была правда, но Ян так не считал. Ему было неприятно и больно выслушивать издевки. Он никогда не мог завести друзей или длительных отношений из-за того, кто он есть. А кто он есть он сам не знал и надеялся, что окружающие ошибаются.
Тонкие ноги Лин по изяществу превосходили белые ножки стула, стоящего перед мольбертом. А её кисть грациозно водила по картине. В руке чувствовалась легкость, от неё веяло теплым ветром. Ян понял почему всех завораживал вид девушки, раньше он этого не замечал.
Картина, что лицезрел Ян была намного лучше, чем та что рисовала Лин. Несколько месяцев она изображала младенцев в крови с отвратительными орущими лицами. Но на этих картинах они были живые, нежели её собственный. Ян, как и Джон, не говорили про это с Лин. Джон считал, что творчество помогает ей справиться и полностью её поддерживал. Ян не знал зачем ей нужны эти картины. Для него всё чем до этого увлекалась Лин было загадкой. Мать Джона хотела, чтобы девушка была учтива, изящна и молчалива. И она была. Ещё она хотела, чтобы та играла на странном инструменте, и она играла. То же было со всезнанием Лин и картинами. Вот только всезнанием она не могла поделиться.
Ян пришел в квартиру Джона и Лин, кинул свои вещи в угол и налил себе выпить. Он молча наблюдал за Лин и думал. Она всегда была неразговорчива, но теперь она отказалась даже от колких замечаний. В её голове было пусто, и он это знал. Они редко общались, ведь Ян упорно учился летать. Он даже не пил все те месяцы.
«И всё зря, – думал он.»
Наконец, он подошел к ней сбоку, взглянул на картину, но сразу же отвернул голову. Ян смотрел только в безэмоциональное лицо Лин. Она наносила красные мазки.
– Ужасная картина, – произнес он. – То есть нарисовано хорошо, но эти младенцы мерзость.
Лин опустила руку и наклонила голову в сторону.
– Я просто хотел это прояснить. Джон же тебе не говорит. Он пади просто восхищается, но они ужасны.
