– Катя.
Девочка вздрогнула.
– Что?
– Спроси вслух, а то тебя сейчас разорвет на куски.
– Ну… – она замялась. Значит, точно про машину думает. – Это слишком интимные вопросы.
– Все твои интимные вопросы, – я махнул рукой парню на «Мазде», пропустившего нас в поворот, – написаны у тебя на лбу. Но мне неудобно их читать, не отвлекаясь от дороги.
Катя совсем по-детски набрала в легкие побольше воздуха и скороговоркой выпалила:
– Откуда у простого лектора мог взяться «Порше Кайен»?
– Как ожидаемо. Я не простой лектор.
– Откуда у не простого, но скромного лектора мог взяться «Порше Кайен»?
– Ответ «Купил в автосалоне» тебя не устроит?
– Устроит. Но породит множество новых вопросов. Множества… Подмножества… Множества множеств…
– Боги, что я слышу?! – я хлопнул руками по рулю. – Ты знаешь целых четыре слова из моего предмета! Это за четыре года лекций. Я поражен. А определения знаешь?
– Вы уходите от темы, – Катя напряглась. Конечно же, ни хрена она не знала, иначе бы нормально зачеты сдавала. Даже не понимаю, откуда у нее эти слова всплыли.
– Так, Громова. Выучишь основные понятия теории множеств – расскажу, откуда у меня деньги на машину.
– Блин, – она отвернулась к окну. – Не очень-то интересно. Взятки, наверно, берете.
Я даже поперхнулся от неожиданности. Резко вдавил педаль тормоза, ударил ладонью по кнопке «аварийки» и развернулся к ней.
– Это очень серьезное обвинение, девочка! – Меня затрясло от негодования. – Я никогда не брал и не давал взяток. Да, эта машина очень дорогая. Но куплена на заработанные деньги. Заработанные мною деньги, поняла?
Мы стояли на перекрестке прямо под светофором. Желтые отсветы мерцали на ее лице, и я заметил мокрые дорожки на щеках. Ну вот.
– Катя…
– Я поняла, – она резко отвернулась к окну.
Я поморщился. Надо было что-то сказать, но в голову ничего не шло. Я выключил «аварийку» и тронулся. До самого дома никто не сказал ни слова.
– После… кхм… – Ее голос охрип после долгого молчания и сдерживаемых слез. – После светофора – направо.
Я послушно завернул, припарковался у подъезда и заглушил двигатель.
– Прости. Я…
– Не извиняйтесь. – Она вытерла рукавом ветровки остатки слез и повернулась ко мне. – Это действительно серьезное обвинение. Я не должна была…
У меня сжалось сердце.
– Ты плачешь?.. – Я протянул руку и коснулся ее щеки. Кожа была нежной, как шелк, сразу захотелось прикоснуться к ней губами. Катя закрыла глаза, но в следующий момент отшатнулась. – Мне пора!
Я убрал руку, и ощущение солнечного тепла исчезло.
– Можешь выполнить одну мою просьбу? Не распространяйся о сегодняшнем вечере. И обещаю, что в следующий раз честно отвечу на все твои вопросы.
– А следующий раз будет?
– А ты хочешь?
В ее глазах плескалась надежда пополам с сомнением. Она кусала губы, не зная, что ответить, и не понимала, что все уже и так ясно, девочка!
Я не стал дожидаться окончания ее внутреннего монолога, вышел из машины, открыл дверь и подал руку. И всего-то на секунду дольше задержал взгляд на ее губах, чуть крепче, чем следует, подержал ладошку, и вот уже яркий румянец озаряет ее щеки, сбивается дыхание.
– Эм-м… Мне пора…
Я кивнул. Но руку не выпустил и с пути не отошел. Пауза. Как писал Моэм в «Театре»: взял паузу – держи до конца.
Катя не выдержала первой:
– Слушайте, ну хватит! Я и так уже почти влюбилась.
Я засмеялся.
– Спасибо за прекрасный вечер! – Легко ее приобняв, поцеловал в щеку и сел в машину.
