– Они нуждаются в помощи, – ответила она, и ее голос отозвался во мне странным эхом воспоминаний. – И в надежде.
– Боюсь, надежды мало, – заметил я. – Чума не отпускает своих жертв.
– Все мы чьи-то жертвы, месье, – она слегка улыбнулась. – Вопрос лишь в том, признаем ли мы это.
В ее словах звучал подтекст, который я не мог полностью расшифровать. Словно она говорила о чем-то большем, чем смертная болезнь.
– Могу я проводить вас? Ночь опасна даже для тех, кто не боится чумы.
– Для меня ночь не опаснее дня, – она поправила капюшон. – А есть вещи страшнее чумы.
– Например? – я невольно шагнул ближе, заинтригованный.
– Забвение, – она посмотрела мне прямо в глаза, и на мгновение мне показалось, что она видит меня насквозь – не маску итальянского купца, а древнее существо под ней. – Когда ты забываешь, кто ты.
Ее слова поразили меня как удар. За столетия я действительно начал забывать – свое племя, свою человечность, даже свое настоящее имя.
– Кто вы? – спросил я, уже зная, что не получу прямого ответа.
– Меня зовут Мария, – она отступила на шаг. – А вас, месье?
Я мог назвать имя, под которым жил в Париже. Или любое из сотен других имен, которые использовал за века. Но вместо этого с моих губ сорвалось:
– Эша.
Имя, которое я не произносил так давно, что почти забыл его звучание.
Она кивнула, словно подтверждая что-то для себя.
– Доброй ночи, Эша. Берегите себя от забвения.
И прежде чем я смог ответить, она скрылась за поворотом. Я бросился следом, но улица была пуста – словно она растворилась в воздухе.
Все последующие дни я искал ее у стен собора, в приютах для больных, на улицах города. Но она исчезла так же внезапно, как и появилась.
А через неделю в Париж пришел он – Демитрий, которого я не видел почти столетие. Мой собственный «ребенок», обращенный мной в минуту слабости, и ставший моим величайшим разочарованием.
Я помнил нашу последнюю встречу в горах Трансильвании, его обещание отомстить за то, что я отверг его методы, его жестокость, его стремление к власти.
Где-то в глубине души я знал, что появление женщины с зелеными глазами и приход Демитрия связаны. Но лишь много позже я понял, как именно.
Воспоминание растаяло, когда первый луч солнца проник сквозь щель в шторах. Я вздрогнул и поднялся, чтобы задвинуть их плотнее. Даже для древнего вампира прямой солнечный свет был неприятен – не смертелен, как для молодых, но болезнен и ослабляющ.
– Она предупреждала тебя и тогда, – заметил Морф. – Как делает это сейчас.
– Возможно, – я вернулся в кресло. – Но предупреждала о чем?
– О том, кто возвращается.
Я кивнул. Демитрий. Моя величайшая ошибка. Мой собственный «ребенок», которого я создал из сострадания, и который превратился в монстра даже по меркам вампиров.
Я не видел его почти два столетия – с памятной встречи в Вене, закончившейся кровавой бойней и пожаром, уничтожившим половину квартала. Я считал, что он погиб в том огне. Или хотел так считать.
– Если это действительно он, нам понадобится больше информации, – сказал я, поднимаясь. – И я знаю, где ее искать.
Сон мог подождать. Я направился к своему рабочему столу, где хранил записи о странных событиях в городе за последние месяцы. Любой след, любая аномалия могла быть связана с появлением Демитрия.
Я провел несколько часов, изучая газетные вырезки, полицейские сводки, сообщения в местных блогах. И постепенно картина начала складываться.
