Тысячи осеней. Том 1 - страница 25
Храмовая ярмарка проходила у недавно построенного храма Цзянгун, посвященного Цзян Тайгуну, известному также как Цзян Шан. Первоначальный храм Цзянгун располагался в южной части города, и поговаривали, что его возвели еще при империи Хань. Но затем случилась война, храм пришел в запустение и разрушился. Теперь на его месте высились лишь стены – пропала даже статуя восседающего Цзян Тайгуна.
В этих руинах и нашли свой приют двое нищих. С некоторых пор к ним присоединился еще один человек по имени Чэнь Гун.
Днем он трудился поденщиком в городской рисовой лавке: таскал мешки риса, нагружал и разгружал повозки и выполнял всю прочую грязную и тяжелую работу. Платили ему мало, и, чтобы не тратить лишних денег на ночлег, Чэнь Гун вздумал каждый раз спать в заброшенном храме, где чувствовал себя вполне вольготно. Однако кроме него в храме обитали еще двое нищих и всячески стесняли его. Деньги приходилось носить с собой, за едой – глядеть в оба, а то, не ровен час, оберут до последней крошки. Иными словами, надолго в таком месте не задержишься.
И вот однажды, вернувшись после тяжелой работы в храм, Чэнь Гун обнаружил еще одного непрошеного жильца, одетого в простой светлосерый халат-пао. Незнакомец спокойно сидел и решительно ничего не делал.
Наткнувшись на этого человека, Чэнь Гун тут же нахмурился: заброшенный храм и так невелик, а если к ним прибьется еще кто-нибудь, ему, Чэнь Гуну, придется потесниться. Иначе говоря, у него отберут солидную часть «владений». Сообразив все это, Чэнь Гун запоздало углядел, что пришлый сидит не просто так, а, опустив голову, что-то неторопливо жует. В руках тот держал бумажный сверток, от которого расходился волшебный аромат самой настоящей снеди.
То была лепешка с ослятиной: учуяв запах, Чэнь Гун тут же признал ее. Ему доводилось лакомиться ею всего-то несколько раз, когда еще был жив отец. Но старик умер, мачеха и ее дети прогнали Чэнь Гун из дома, и теперь он только и делал, что день за днем за пару монет таскал мешки с рисом. Досадно, что эти жалкие монеты нельзя рассечь на несколько частей, чтобы их стало побольше, но еще досаднее глядеть, как кто-то жует лепешку с ослятиной. Как он, Чэнь Гун, мог позволить себе такое лакомство?
Аромат всколыхнул давно забытые воспоминания, и Чэнь Гун невольно сглотнул слюну. Приглядевшись к незнакомцу, юноша вдруг заметил рядом с ним еще один плотно набитый сверток. Неужто тоже лепешка с ослятиной?
Впрочем, пришлого заметил не только Чэнь Гун – еще двоих нищих возмутило его присутствие, и один из них начал орать во всю глотку:
– Эй, ты! Пристроился тут, а нас не спросил! Храм крохотный, нам и самим места мало! Ну-ка, пошел прочь!
Чэнь Гун знал, что они нарочно задевают пришлого, но не сказал нищим ни слова. Вместо этого он молча пошел к своей соломенной лежанке, уселся и стал взбивать ее, чтобы было помягче, а сам навострил уши, поджидая удобного случая. Краем глаза он все наблюдал за бумажным свертком, в котором покоилась лепешка с ослятиной.
– Идти мне некуда, – мягко возразил человек в сером халате. – Заметив, что здесь пока свободно, я зашел отдохнуть. Буду премного благодарен, брат, если окажешь мне милость.
– Хочешь отдохнуть – отдыхай себе, да только отдай все, что у тебя есть! – грубо велел нищий.
Чэнь Гун презрительно усмехнулся и без раздумий вступил в спор:
– А мне вот твои пожитки без надобности, но за еду я готов защитить тебя от этих двоих!