Тысячи осеней. Том 1 - страница 30

– И как ты все понял? – поразился Чэнь Гун.

Шэнь Цяо стал охотно объяснять:

– Произношение у тебя местное, значит, ты не из бездомных скитальцев, бегущих от голода. Но у местных обычно есть где жить, стало быть, у тебя дома случилось несчастье. Учитывая твой характер, надо полагать, что ты, скорее всего, рассорился с родными. Но даже так тебя бы никогда не выгнали, будь твои отец и мать живы. Разве они смирились бы с тем, что ты ночуешь на улице под дождем, обдуваемый всеми ветрами? Вот и выходит, что либо твой отец женился на суровой мачехе, либо родители рано умерли.

Подробное объяснение более или менее удовлетворило Чэнь Гуна, и он только спросил:

– Тогда откуда тебе знать, что в армии я преуспею?

– Ты не стал терпеть обид от мачехи, – подхватил Шэнь Цяо, – и разгневался так, что ушел из дома. Посчитал, что лучше уж жить на улице, чем с ней. А прошлой ночью ты подрался с нищими ради одной лепешки с ослятиной. Очевидно, ты безжалостен и к себе, и к другим. Вот и выходит, что ты больше всего годишься для военной службы.

Чэнь Гун на это презрительно фыркнул:

– Ясно все с тобой, нашего брата ты презираешь. Глядишь свысока на тех, кому даже жрать нечего, вот и приходится отнимать у таких, как ты! Ходишь вокруг да около и в глаза надо мной смеешься!

Шэнь Цяо с улыбкой возразил:

– Я и сам бедняк, у кого за душой ничего нет, так зачем мне смеяться над другими? Ты ведь сам только что попросил меня погадать, и я просто объяснил на твоем же примере, как у меня это получается. Разве я не попал в точку? Пусть больших денег мое занятие не приносит, но на еду хватает. – Раз горазд складно говорить и делать вид, будто все на свете знаешь, как так вышло, что без денег остался? Тебя бандиты по дороге ограбили?

– Может, и ограбили, только я не помню, – примиряюще согласился Шэнь Цяо. – Да и говорю не всегда складно: порой голова прекрасно соображает, а порой – совсем худо. Очень многое из прошлого мне помнится смутно. Хорошо, что ты разрешил мне остаться здесь, а иначе я бы не знал, куда идти, где переночевать. Может, это и малость, но я очень признателен тебе за это.

Услышав слова благодарности, Чэнь Гун несколько приободрился и присмирел. Даже вытребованные лепешки с ослятиной он счел вполне заслуженными, как будто и вправду защитил Шэнь Цяо от нищих.

– Ну, тогда завтра с тебя еще три лепешки с ослятиной! И не думай, что раз всякого наговорил, отвертишься от платы!

– Как пожелаешь.

На следующий день Чэнь Гун тоже вернулся лишь в сумерках – и его снова ждали три лепешки с ослятиной. Шэнь Цяо оставался на прежнем месте, но на этот раз не просто сидел, а, держа такую же лепешку, медленно ел, да так, что казалось, будто лакомится чем-то изысканным, а не дешевой снедью. «Во строит из себя!» – презрительно фыркнув, решил про себя Чэнь Гун и отвернулся. Развернув свой бумажный сверток с лепешкой, он, недолго думая, впился в нее зубами.

На третий день все снова повторилось, и Чэнь Гун, зная, что уговор будет исполнен, не стал ничего беречь, а проглотил сразу три лепешки. К тому времени между ним и Шэнь Цяо воцарился мир, но разговориться они так и не смогли. И не потому, что пришлый был неприятным человеком – как раз наоборот. Шэнь Цяо неизменно благожелательно отвечал на все вопросы юноши, какие бы тот ни задал. Но Чэнь Гун все равно чувствовал, что они слишком разные, чужака он совершенно не понимал, и оттого их беседы скоро обрывалась. Чэнь Гун попытался было строить из себя невесть кого, злиться и ругаться на Шэнь Цяо, но с ним это было бесполезно – все равно что по хлопку кулаком бить. Вот вроде и показываешь, что самый сильный и главный, а вроде и не признают тебя таковым, но не смеются и не возражают, отчего сам же и обижаешься.