– То есть вы его выпишете?
– Нет, это гипотетически, конечно, исходя из общего анамнеза. А так дней десять у нас проведёт, не меньше. Послеоперационный период, наблюдение, сами понимаете…
Ярославин лежал на боку и смотрел в открытое окно на раскачивающиеся ветви деревьев больничного сада. Сквозняк приподнял штору, потрепав её над кроватью. Больной повернул голову и взглянул на вошедших.
– К вам из полиции. – Сообщил доктор и, кивнув Ермакову, сразу вышел.
– Ещё раз здравствуйте. – Сергей сел на тот же стул, на котором сидел ночью.
Отложив папку, скрестил руки на груди. Помолчал, разглядывая потерпевшего.
– Давайте так, Роман Игоревич, – начал неторопливо, – вы рассказываете мне правду о том, что с вами произошло, а затем мы вместе решаем, что из вашей истории мы напишем в объяснении, а о чём умолчим. Хорошо? Видите, я ничего не записываю. Кстати, мне сказали, вы отказываетесь от еды. Так же нельзя. Для чего вас врачи спасали? Уж явно не затем, чтобы впоследствии заморить голодом или отравить дурной пищей. Кушать надо, поправляться, особенно с вашими ранами. Обещайте, что будете есть. Договорились?
С небольшой заминкой Ярославин кивнул.
– Вот и славно. А теперь я весь внимание. Рассказывайте.
Больной задумчиво пригладил усы и бороду.
– Вряд ли вы мне поверите, – сказал из-под пальцев.
– Откуда вам знать, если ещё ничего не сказали?
– Я и сам себе иной раз не верю. Слишком всё… необычно.
– Это как-то связано с раздвоением личности, о котором вы упоминаете в своём дневнике? – сделал первый ход Ермаков. Должен же кто-то начать, а то так и будут топтаться на месте.
С удовлетворением понаблюдал за тем, как встрепенулся собеседник.
– Вы его нашли? Он уцелел?
– Да, он у меня, и я его читаю. Сложновато написано. Только никак не могу отделить реальность от вымысла. Надеюсь разобраться в этом с вашей помощью.
Роман грустно улыбнулся:
– Вот видите, вам тоже трудно поверить. А между тем, я писал чистую правду. Все события, о которых там говорится, происходили со мной в действительности.
Плохо. Этот человек и в самом деле уверовал в свою писанину. Отождествляет себя с выдуманным героем. Ох, чует сердце, придёт из Коломны ответ, что не было там никакого Ярославина Романа Игоревича и в помине. Устанавливай потом его личность по-новой.
– Хотите сказать, что попали в прошлое, во времена Батыя, и дрались там с татаро-монголами? – Рот Сергея невольно скривился в скептической ухмылке.
– Именно, – вполне серьёзно сказал Ярославин и потянулся за стаканом с водой, стоявшим на прикроватной тумбочке.
Ермаков подал ему стакан. Тот утонул в широкой пятерне больного почти полностью. Пока он пил, оперативник подивился, насколько хорошо развиты у него мышцы предплечий. Да, такой детина, пожалуй, запросто может часами размахивать мечом. Определённо, надо идти к реконструкторам.
Напившись, Ярославин утёр бороду.
– Не желаете верить, не надо, – сказал, возвращая стакан. – Я не настаиваю. Но другую правду вы от меня всё равно не услышите.
Тупик. Надо делать ход конём.
– Ну, хорошо. Давайте пока отложим этот разговор… Вас, возможно, скоро выпишут. Здесь, в Перемышле, у вас есть где остановиться? Родственники, знакомые? Или, может быть, сообщить кому-то в Коломну, чтобы приехали за вами?
– Нет. – Роман помотал головой. – Никого у меня здесь нет. Если даже и были, то вряд ли меня кто знает. Время не то, другое. Всё изменилось. Но я этому даже рад…
