– Ладно, философ, – смирился Сергей и переключил внимание напарника на одежду, которую тот успел скрупулёзно рассмотреть и даже ощупать, разве только не понюхал. – Что по поводу этого скажешь?
– Ну-у… Не знаю, конечно, в каких местах и какие ранения у того мужика, но предположу, что они совпадают с повреждениями на штанах и рубахе. Значит, он был в них во время нападения.
– Логично. Дальше.
– Возможно, даже вероятнее всего, на нём была и другая, верхняя одежда.
– От которой он избавился, пока плавал?
– Или его раздели.
– Почему не догола? Не проще ли камень на шею и в воду?
Андрей взъерошил волосы:
– М-да, не складывается как-то. Выходит, он сам того… в реку бултыхнулся. Спастись хотел?
– Значит… – поддержал его Сергей, подталкивая к выводам.
– Это бандитская разборка, – выдал напарник.
– Либо наезд братков за долги, долю в бизнесе, а равно месть, ревность, борьба за наследство и ещё куча всяких мотивов.
– Вот умеете вы, товарищ капитан, всю малину обос…
– Поручик, молчать!
– Есть молчать. – Селивёрстов шутливо вытянулся, щёлкнув каблуками, но тут же расслабился, схватил со стула окровавленную рубаху, приложив к своим плечам. – Он какого роста?
– Не измерял. На кровать поместился нормально. Примерно среднего.
– Сто семьдесят пять, как и я. Смотри, рубашка не длинновата? И рукав, глянь, явно пальцы скрывает.
Да уж, подол рубахи свисал ниже колен, рукава только чуть короче. Ворот… А нет никакого ворота, прореха одна с парой завязок. На рукавах, кстати, тоже тесёмки болтаются. И на штанах.
Словно уловив мысли напарника, Селивёрстов откинул рубаху и схватился за кальсоны. Демонстративно потрепав завязки на поясе и концах штанин, многозначительно хмыкнул:
– Материальчик-то дерьмовый, под старину. Такие шмотки, наверное, наши деды ещё при царе Горохе носили.
– Плюс ко всему на нём было это. – Сергей показал крестик.
Андрей отшвырнув кальсоны, мгновенно утратив к ним всякий интерес. Выхватил из руки напарника золотую вещицу и поднёс к глазам.
– Так, так, так… – бормотал он, разглядывая сам крестик и продетый через его петлю кожаный шнурок. – Интересное литьё. Никакого распятья, чисто крест. Завитушки на концах лопастей, как у лилии…
– Он вообще православный? Может, католический или кельтский?
– Нет, нет. Видишь вдавленные круги – один в центре и четыре на лопастях? Это символ Христовых ран.
– Да? Откуда столь глубокие познания? – удивился Сергей.
– Поработаешь с моё среди нумизматов, ещё не то знать будешь, – усмехнулся напарник. – Вот по этим завитушкам, кстати, можно сказать, что крест исконно русский и относится к домонгольской эпохе. А золотые кресты, насколько я знаю, носили только князья.
– То есть ты хочешь сказать, что у нас в больничке лежит сейчас древнерусский князь?
– Ага, раненый на Куликовом поле. Чего ты передёргиваешь? Лучше нормальную версию выдай.
Ермаков поморщился. Не нравилась ему эта история, ох не нравилась! Но единственный разумный вывод, пришедший в голову ещё там, в палате реанимации, он всё же озвучил:
– Реконструкторы.
– Вероятно, – согласился Селивёрстов. – По крайней мере, начать желательно с них. Надеюсь, это поможет хотя бы личность нашего терпилы установить. Оттуда и плясать будем.
– Кстати, о личности. – Сергей развернул тетрадь. – Очень хочется верить, что перед нами его личный дневник.
– Ну-ка, ну-ка… – Напарник, взяв стул, подсел к Ермакову. Пролистнув первые страницы, исписанные торопливым убористым почерком, чертыхнулся: – Абракадабра какая-то. Буквы, вроде, наши, а написаны непонятно. Вот здесь явно читается «начал». Почему-то с твёрдым знаком на конце. Но дальше… Это что за буква?
