Против солнца было плохо видно, но, что этот человек и есть Ингар Бьоргстром, Сю-Джин не сомневалась.
Она припомнила выданные ему лестные характеристики и эпитеты от любящих родственников, и подытоживавшую их слегка диссонирующую с остальными положениями фразу: «Вообще-то, если отсечь всё лишнее, он очень умный».
«Лучше всего быть с ним абсолютно откровенной, – напутствовал Хеймир. – И отвечать своим собственным чувством превосходства. Тут и выдумывать ничего не надо – у тебя прекрасно получается. Это естественное для тебя поведение». Хеймир сопроводил свои слова широкой лучезарной улыбкой, а Ллайна довольно хихикнула. За время путешествия она стала чересчур смешливой.
«У него есть точки, на которые давить ни в коем случае нельзя, и другие – туда жать как раз-таки можно и нужно. Джионна, упомянутая в положительном контексте, – эффективный и беспроигрышный вариант. Он пустит слюни и будет шелковым». В той или иной вариации это говорил не только Хеймир, но и Илинора, и Сэнни, и сама Джионна. «Не забудьте передать ему, что мы все равно его любим», – добавлял Хеймир, и это была еще одна полезная точка для надавливания. Но при этом запрещалось заговаривать о его младшем брате и Юсте.
Ингар Бьоргстром подошел ближе. Собранный и решительный, он излучал не просто уверенность в себе, а давящее всех встречных и поперечных чувство собственного превосходства. Юсуфар злобно скалился и дышал сквозь зубы, с присвистом. Видящие, Дхимахари и Борхум взирали на лиорентийца со смесью высокомерия, презрения и брезгливости. Берендел сохранял безразличие – видимое, подернутое налетом той же презрительной брезгливости. Суридиан, напротив, не скрывал заинтересованности и любопытства.
Ингар Бьоргстром был не совсем такой, как на портрете, который Сю-Джин показали в Лоретто – без бороды, и лицо жестче. Высокий, с мощными плечами. По гладко выбритому подбородку и вдоль нижней челюсти змеился шрам и, изгибаясь, уходил под косынку, повязанную на голове. Сведенные к переносице брови, прямой нос, тяжелая нижняя челюсть, твердая линия рта, стальные глаза. «Стальные» – очень подходящее для их описания слово. Выглядел он как человек, привыкший полагаться на силу, а не на мозги. Он не казался кровожадным или свирепым, но лишь потому, что в этом не нуждался. Его взгляд и без того способен был вбить в землю по шею и даже с головой.
– Уберите защиту, – попросила Сю-Джин. – Я пообщаюсь с ним один на один.
Они договаривались об этом заранее, однако Суридиану ее просьба не понравилась, он нахмурился, поджал губы, провел пальцем по подбородку и, поколебавшись, все же сказал:
– Будь по-твоему.
– Благодарю за доверие, Великий магистр.
Она вышла вперед и, приблизившись к Ингару Бьоргстрому на расстояние пары шагов, отгородилась своим собственным щитом, окружившим их двоих, и постаралась сделать так, чтобы никто больше не слышал их беседы. Ингар Бьоргстром спокойно ждал, не отступая, но и не выпуская из рук клинок. Он вспотел, но пахло от него не потом, а туалетной водой. И лоб он утер платком, а не рукавом.
– Это вы ведь – магистр Сю-Джин? – спросил он.
– Да.
– Отчего вы щуритесь? – усмехнулся он. – Моя слава, доблесть и отвага слепят вам глаза?
Он говорил по-ронийски правильно, но чуть замедленно.
Похоже, в этой семье за словом в карман никто не лез. В семье, которая, со слов Хеймира, была теперь и её.
