Так и не убрала в шкаф. Сразу после линейки уехали на дачу, подальше ото всех и от своих мыслей. Уехать уехали. Вот только от предназначения не сбежишь. Неужели и правда, такие сны вещие бывают? Бедная. Она ведь до вчерашнего дня даже не понимала, что за чужие люди стучатся к ней в сон. Боялась, наверняка, молчала, чтобы опять бабушка не ставила на ней свои причудливые опыты.
Горе-то какое. И что же делать?
Что ж делать?!
До утра Екатерина боялась даже глаза закрыть, Всё казалось, что покойники сами собой встанут посреди комнаты. Она уже на сто процентов была уверена, что их нет в живых. Малышка снова не ошиблась. Подтверждением тому были её сны.
Утром принесли телеграмму. Почтальон посетовала, что приходится ходить второй раз. Екатерина молча расписалась за бумажку, наскоро глянув текст: «Море прекрасное, всё хорошо. Как дочка?»
– Завтра маме и папе тоже телеграмму дадим, что у нас всё хорошо и мы на каникулах на даче, – сказала Екатерина, входя на кухню.
– А про них напишем? – спросила малышка, ткнув в пустоту кухни блинчиком на вилке.
Екатерина чуть не выронила листок. На кухне точно никого не было, но малышка была сурова и расстроена. Она чётко смотрела на что-то посреди кухни. Не на шкафы дальше, не на холодильник. Взгляд как будто застывал ровно посередине комнаты, там, где в реальности было пусто.
– Можно как-то сделать, чтобы я их не видела? – чуть не плача, спросила малышка.
– Кого? – испуганным голосом спросила Екатерина.
– Васю и его родителей. Тётя плачет всё время. Мальчик тоже расстроен. А дядя говорит, что Маша этого не переживёт.
Екатерина села рядом с ней за стол, положила телеграмму около пустой тарелки и уставилась в пространство. Есть перехотелось моментально.
Она никого не видела. Вообще никого. Никакой тени, никакого движения, никакого хоть малость заметного тумана или чего-то такого. Она только чувствовала ужас, холодный пот струйкой по спине, озноб и дрожь в руках. Одно дело лаборатория и попытки понять, сумасшедший перед тобой, блаженный или пророк. Другое дело её собственная кухня, её племянник и её внучка. Все они сейчас были связаны одним страшным горем. Они по ту сторону. И все здесь, в этой крошечной кухне это знают. Они не хотели умирать и, разумеется, не смирились. Девочка видит и слышит их. А она – нет.
Мать ещё не чувствует там на даче, что ждать больше некого. Но где доказательства? Как она может так опрометчиво заявить это, как факт? А если они действительно попали в беду, но просто в коме или под наркозом или ещё что-то? Такое тоже было. Это она точно знает. Душа иногда покидает тело, а потом возвращается. Такая новость Марию убьёт. Она не имеет права. Никто не имеет права. Должны быть железобетонные доказательства. Никак иначе.
– Спроси их, что случилось, – сухим чужим голосом внезапно для самой себя сказала Екатерина.
– Я боюсь! – выкрикнула в слезах малышка. – Я же знаю, что они умерли. А Сашка Гордеев сказал, что с мертвецами разговаривать нельзя. Они могут с собой забрать. А я только и делаю, что с ними разговариваю, – она бросила вилку через всю кухню и выскочила вон, громко рыдая.
Екатерина минуту помедлила. Потом посмотрела куда-то в пустоту, где по её мнению, могли быть их близкие:
– Извините, – сказала она им и вышла за малышкой.
– Прости меня, – обратилась она к внучке, осторожно присаживаясь на кровать.
Девочка лежала ничком и громко плакала в подушку, трясясь всем телом.
