– Если ты боишься, что, расставшись с Игорем, я стану матерью-одиночкой, то отвечаю тебе – нет! Я не беременна!
– Ну и ладно! Всё ещё впереди.
– Неужели ты на полном серьёзе веришь в какой-то рок? – удивилась Женька.
– Не верила прежде. Твоя бабушка говорила мне об этом, а я только смеялась, ведь вышла же я замуж за твоего отца, и жили мы очень счастливо. А потом… В общем, когда его не стало, я почти поверила. И теперь боюсь, как бы и тебе та же участь не выпала. Непросто это – растить ребёнка без отца.
Женька подошла к матери и обняла её. Так, обнявшись, они постояли немного.
– Давай-ка за работу приниматься! – скомандовала мать. – Я пойду на кухню, а ты комнатой займись. Обрежь сухие листья с пальмы, а оставшиеся протри влажной тряпкой, потом окно помой. А между дел подумай, нужна ли тебе эта полуживая экзотика. Может, отдать её кому-нибудь?
– Нет! – твёрдо сказала Женька. – Чем она плоха? Пусть стоит. Сейчас я её реанимирую, будет память о бабушке.
– Как знаешь, – пожала плечами мать и принялась за работу.
Александра Сергеевна Туманова, при всей её мягкости и сдержанности, была человеком целеустремлённым и всегда старалась довести всё до логического конца. Ни одно начатое дело она не бросала на полпути. Работая в школьной библиотеке, ещё вела часы рисования в начальных классах. Художественный дар Женька получила от неё, как, впрочем, и внешность. В свои сорок восемь лет мама выглядела довольно моложаво: правильной формы лицо, мягко очерченные губы, проникновенный взгляд глубоких голубых глаз. Довершали образ гладко зачёсанные волосы, обычно собранные в узел на затылке. А ещё безупречная для её возраста фигура и лёгкая походка. С Женькой они были примерно одного роста, обе высокие и стройные. Когда шли рядом, то нередко ловили на себе заинтересованные взгляды прохожих. Для Женьки Александра Сергеевна была не только мамой, но и добрым другом. Она никогда не ругала дочь за проступки, но обязательно обсуждала с ней все проблемы, мягко и доходчиво давая понять, в чём та была не права. И этого было достаточно. Вот и сейчас, в ситуации с Игорем, она держала нейтралитет, не лезла в душу, но, конечно же, глубоко переживала за свою девочку.
Вскоре квартира сияла чистотой, а на плите пыхтел чайник.
– Посуды тут достаточно, но если что-то нужно, можно прикупить, – размышляла вслух Александра Сергеевна, отпивая чай из старой фарфоровой чашки. – Мебель, конечно, надо менять. На этом чудовище ещё я в детстве сидела, – и она кивнула на громоздкий табурет, покрытый выгоревшей от времени голубой краской.
– А мне он нравится! – улыбнулась Женька и поднялась с табурета. – Если его ошкурить и покрыть свежей эмалью, то он будет вполне ничего. Смотри, какая добротная вещь. А если сделать декупаж… – Женька замолчала, с интересом разглядывая табурет, словно уже видела его обновлённым.
– Да делай ты, что хочешь, – махнула рукой мать, – тут большое поле для деятельности.
– И непаханое! – рассмеялась Женька. – Я хочу отреставрировать старую бабушкину мебель. Вот поселюсь тут и стану потихоньку разбирать залежи в спальне. Наверняка там найдётся много интересного.
– Ты только записи своей прабабки не выбрасывай, мне очень хочется их почитать.
– Конечно! Это же реликвия! Семейная! А потому бесценная! – воскликнула Женька и вдруг тихим голосом спросила:
– А почему всегда так получалось, что дети в нашей семье росли без отцов? Папа умер, это понятно. А твой отец? А бабушкин? Я как-то никогда не задумывалась, почему у меня нет деда. Мне достаточно было бабы Маши. А ты его знала?
