– Да, я тоже хотел поговорить о твоей книге. В день, когда ты мне ее отправила, мне предстоял длинный перелет, и я скачал ее в дорогу. Самолет был практически пустой, так что читать было особенно атмосферно.
– И как? Ты прочитал?
– Прочитал сразу целиком.
– И что скажешь? – в ужасе замерла я.
– Очень… внутренне. Больше внутреннего, чем событий, но, наверное, в этом твой стиль. Я не сразу понял, о каком парне ты пишешь, а потом… – Никита сделал пугающую паузу. – А потом постепенно понял. Спасибо. Мне приятно.
Я хотела закричать, но едва смогла сделать вдох. Казалось, из всех слов русского языка он выбрал самое возмутительное и высокомерное. «Приятно». «Приятно» узнать, что я изводила себя мыслями о нем несколько лет подряд? «Приятно» читать, как я страдала, плакала, унижалась и жила от встречи до встречи?!
– Приятно? Ты серьезно? – чуть слышно уточнила я.
– Да, приятно, – совершенно спокойно повторил он. – А для чего ты это написала?
Я слышала собственный пульс. Ужасно громко. Все мои идеальные заготовленные фразы рассыпались, как крошки от остывающей пиццы, – оставалось только стряхнуть со стола.
«Я бы не стала публиковать такую личную историю, если бы она по-прежнему была актуальна. То, что я выставила свои чувства напоказ, значит, что мне стало все равно», – должна была сказать я вначале.
«Ты не думай, что это некий посыл, крик отчаяния или последняя попытка привлечь твое внимание. Мне всегда нравилось писать тексты, а эта история – одна из самых ярких в моей жизни. Я решила записать ее, пока отчетливо помню все те эмоции и подробности», – могла бы сказать я дальше.
«Изначально я не думала, что ты узнаешь о моей книге и уж тем более захочешь ее прочитать, но спасибо, что проявил интерес к моему творчеству. И за вдохновение большое спасибо», – нужно было добавить в конце.
– Не знаю, мне просто нравится писать, – только и смогла выдавить я.
– И сколько ты на этом заработала?
– Почти нисколько. Все, что я вложила в публикацию и тираж, едва окупилось.
– Ясно. Ну хоть так.
Это наша последняя встреча. Я больше ни за что не попадусь ему на глаза. Теперь, когда меня будут спрашивать о самом позорном моменте в моей жизни, я всегда буду вспоминать эту минуту.
– Я еще хотел спросить, – все так же спокойно продолжал он, – насколько все это правда?
– Ну, начало, как ты мог заметить, вымышленное…
– Конец тоже, это понятно. А что насчет середины?
– А середина основана на реальных событиях, но преувеличена в художественных целях.
– Сильно преувеличена?
– Сильно, – как можно убедительней кивнула я.
– Насколько? – настаивал он.
– Ладно, я ничего не преувеличивала. Все правда.
Я в ужасе вспоминала собственные строчки. Мои чувства и страхи были настолько огромными, что едва умещались в текст. Когда я писала, что от его взгляда пробивает током, когда сравнивала свое состояние с падением в пропасть, когда жалела, что пустилась за ним вплавь на другой континент, я преуменьшала. Это было намного опаснее.
На этот раз мы замолчали надолго. Наблюдали, как засыхает пицца, крепко держались за чайные чашки, рассматривали собственные руки, изредка поглядывали в телефоны, в меню, в окна, на светильники, на других людей. Куда угодно, лишь бы не друг на друга. Рано или поздно все должно было закончиться именно так.
Это была самая предсказуемая катастрофа, созданная мной самой. Мне уже было не спастись.
