У красавиц нет души - страница 4



Папа не главный, но зато смешной, добрый. Если мамы нет дома, он разрешает есть конфеты до тех пор, пока они вдруг не начнут вызывать отвращение. А еще папа встаёт иногда на четвереньки, со мной на спине, и громко кричит:

«Иго-го»

Это весело.

Каждый день папа идёт на работу, носит усы, очки, а меж чёрных волос на его голове намечается озеро лысины. Все мужчины, имеющие усы, очки и лысину, кажутся мне красивыми. Спустя несколько лет я буду плакать, когда убьют ведущего «Поле Чудес» Владислава Листьева – он был так похож на папу.

Как-то папа почему-то спит в коридоре, одетый. Мама очень злится, и пинает спящего папу ногой. Мне жалко папу, но я его не защищаю – вроде понятно, что он правда виноват, в чём-то смутном, неясном.

Летом мы едем в город с круглым названием Одесса. Там удивительно – есть настоящее море и розы растут в обычных уличных клумбах. Мы живём в чьей-то квартире, каждое утро мама варит яйца и делает бутерброды на чужой кухне. Яйца и бутерброды мама заворачивает в фольгу, и потом мы едим их на пляже, после купания. Колбаса, хлеб и яйца кажутся намного вкуснее, если есть их у моря. Дети на пляже ловят прозрачных желейных медуз, и закапывают их в песок. Моря я боюсь, но, если покрепче прижаться к папе – не так уж и страшно. По возвращению в Москву родная квартира кажется будто незнакомой, а на стенке теперь стоят новые вещи – большая ракушка, из которой можно слушать море, и цветная фотография – мама, папа и я – в белом коротком платье, морщу нос – солнце светило в глаза. Цвета на фотографии не такие, как в жизни, и Одесса остаётся в воспоминаниях городом, где даже деревья имеют жаркий красноватый оттенок.

Иногда туда, в наш маленький мир, появляется бабушка, мать папы. После бабушки в квартире становится особенный скандальный воздух, даже в детской. Для начала бабушка начинает говорить всякое.

Дайте соль, я помою вам раковину.

У Лены опять сопли?

У хороших хозяек продукты не портятся.

Что это тут валяется?

Володя в не глаженной рубашке?

А, это ты так погладила.

Мама отвечает что-то, с каждым ответом всё более грубое. А после ухода бабушки мама плачет. Когда мама плачет, она запирает дверь ванной, чтобы папа не заходил к ней. Я обязательно скребусь к маме – мне не нравится, что она плачет одна. Когда плачешь, обязательно надо, чтобы тебя жалели. Мама открывает мне, мы сидим под раковиной, и я её жалею.

Но всё же бабушка не приходит часто. Пока папа на работе, мы с мамой ходим в «Стекляшку». Так все называют универмаг, который через парк наискосок. Бывает, мы подолгу стоим там в очередях за колбасой или творогом. Мне нравятся очереди. Когда мы встаём в хвост, лица людей всегда сосредоточенны, губы сжаты, а глаза вглядываются вдаль – не пролезет ли кто вперёд них? Вдруг в хвосте я начинаю громко рассказывать стихи или петь песни. Такая уж маленькая я – мне нравится внимание, к тому же, я знаю много песен и стихов, мы учили их наизусть вместе с мамой. Люди оборачиваются. Лица смягчаются, появляются улыбки. Кто-то уже ковыряется в сетчатой авоське, доставая для меня добытую в другой очереди конфету. Мне очень нравится эта перемена в людях. Я люблю вызывать улыбки. Из очереди за колбасой мы все будто бы превращаемся в компанию весёлых друзей.

– Конфетки-бараночки, словно лебеди саночки! – как можно громче стараюсь я, в руках невидимая гитара. Смешная.