Снег мягко поскрипывает под лыжами. Сверху сыплется пушистая невесомая пороша, тепло укутывает лапы сосен. Иногда ветвь не выдержит большой тяжести, прогнется, и с ее зеленых игл сорвется белая лава, засыплет глаза. А по лесу прокатится широкое настороженное шуршание, будто шепот деревьев. И снова кружится молчаливая пороша, плавно и неустанно, точно никогда не будет ей конца.
Николай бежит и думает лишь об одном. С каждым днем все больше деревень и хуторов просыпаются для борьбы с захватчиками. Теперь уже во всех окрестных деревнях Жирятинского района созданы взводы и роты самообороны. Есть своя группа и в Маркове – недавно Николаю сообщили об этом разведчики отряда Понасенкова. Как-то там живут Марюхины – затаились в своей избе или помогают самооборонцам?.. Борьба все разгорается. Уже сейчас фашистам приходится туго. Нередко случается так, что отряды карателей численностью до ста человек и более с минометами и артиллерией по неделе штурмуют какую-нибудь деревушку и уходят ни с чем, потеряв в боях половину своего состава. А в соседнем Дятьковском районе партизаны и местные жители восстановили Советскую власть. Нормально работают почта и типография, ежедневно выходит газета. Вначале оккупанты как-то не придавали этому значения, думали – все рассыплется само собой, а когда спохватились, было поздно – к партизанам не подступиться…
Шуршит под лыжами снег. Извилистая лыжня опоясывает балки и перекаты, то ныряет в гущу молодняка, то круто взбирается на отрог, то ручейком-падуном низвергается вниз, на самое дно оврага, и медленно вьется дальше.
Николай устал, а путь еще долог.
Сегодня у него был удачный день – встретил двух врачей из окруженцев. Оба согласились уйти на Козелкин Хутор – хороший подарок отряду!.. За два месяца только он привел к Понасенкову несколько десятков настоящих парней. А разве один он занимается подбором людей?
Десятки разведчиков и пропагандистов снуют по деревням и глухим хуторам, и пусть пока маленькими ручейками, но текут со всех сторон люди с оружием в руках. С приходом Борисова в отряде было восемнадцать человек, а теперь – около трехсот…
Лыжня выбежала из леса и сразу уперлась в прясло окраинного огорода. Николай остановился передохнуть и присмотреться к хутору. По данным разведки, враги здесь не появлялись ни разу.
Крохотный хуторок – всего пять домиков. Низкие, старые, беспорядочно раскиданные по поляне, без света в окнах, без поскрипа калитки или колодезного журавля, они казались необитаемыми. И все-таки здесь жили люди, а одного из них Николай должен повидать сегодня.
То ли заброшенность хутора, то ли какая-то слишком уж неестественная, неживая тишина, то ли еще что вселило сомнение в успех длинного перехода. Он постучал в окно домика, стоявшего вторым с дальнего конца хутора. Прислушался – за окном тихо. Встреча не удивила Николая. Время стояло тревожное, многие стремились затаиться, порой не откликались даже на знакомый голос соседа.
Он постучал настойчивее. В ответ – молчание. Но Николай уловил какое-то движение внутри избы. На боковые стекла легла неширокая тень, видимо, кто-то выглядывал на улицу, стоя в простенке.
– Откройте, свои! – негромко попросил Николай и снова постучал.
– Кто? – донеслось из-за окна. Голос женский, недовольный.
– Выйдите в сени!
– Ну, чего тебе? – уже из сеней спросил голос.
– Я – друг Виктора Семеновича, с хорошей вестью пришел, отоприте, да поскорей, нельзя торчать перед дверью.
