Женщина задумалась.
– Откуда пришел-то?
– В избе скажу.
После недолгого колебания женщина громыхнула задвижкой. Николай торопливо прошмыгнул мимо хозяйки, боясь, что она передумает и захлопнет дверь.
– Зажгите свет! – попросил Николай хозяйку, когда она вошла вслед за ним в избу.
– Так, что ли, нельзя?
– Нельзя.
Женщина долго завешивала окна. Потом чиркнула спичкой, зажгла лампу без стекла.
Тусклая мигалка осветила хорошо прибранную избу, чисто выбеленные стены, недавно выкрашенный пол, громоздкий комод, цветастый полог кровати. В избе густо пахло самогоном.
Полог раздвинулся, и на Николая глянуло сытое бородатое лицо, по которому в полутьме трудно было определить возраст хозяина.
– Зачем пустила? Говорил – не отзывайся, дура!.. – И, не дожидаясь ее оправданий, метнул взгляд на Николая. – Чего тебе? Спать у нас негде, сам видишь, иди к соседу, там просторно.
– Он твоим другом назвался, – вставила женщина.
– У меня нет друзей, каких вижу впервой. Женщина испуганно глянула на Николая и даже приподняла правую руку, как бы собираясь перекреститься, но тут же опустила ее и стала поправлять халат на груди.
– И все-таки есть, – возразил Николай и присел на стул подле окна. – Вы бы встали, поговорить надо.
– Слышу и так. Хвор я вставать-то.
– Что ж, можно и так. Да вы на нее не сердитесь, Виктор Семенович, я ведь действительно с добром пришел. Я знаю – вы офицер и здесь оказались не по своей охоте. А вы, конечно, понимаете, где сейчас должно быть ваше место.
Глаза Виктора Семеновича торопливо шмыгнули по стенам избы.
– Выйди! – сказал он женщине.
– Зачем? – остановил ее Николай. – У меня от нее секретов нет.
– А коли нету, так отвечай разом – о партизанах будешь гутарить?
Николая задел этот резкий переход на мужицкий жаргон, но он спокойно ответил:
– Да. О партизанах.
– Дык вот какое дело, – умышленно растягивая слова, видимо собираясь с мыслями, сказал Виктор Семенович. – Никаким охвицером я никогда не был и чести такой не хочу. А живу тут спокон века, вот и жена скажет то же. И в армию меня не брали по годам и по здоровью. И всяких провокаторов слухать не желаем, и можешь идтить своей дорогой, понял? А тревожить хворых людей не советую.
– Но как же, Виктор Семенович? Вы, на сколько мне известно, старший лейтенант, да и возрастом я чуть моложе вас, а что касается бороды, сам недавно снял. Я понимаю, доверять всякому в такое время нельзя, но у меня есть доказательства. – Он расстегнул полушубок, достал сложенную вчетверо газету. – Смотрите, это «Правда», вышла в Москве три дня назад, как раз в тот день, когда я ушел из отряда. Враги, как вам должно быть известно, «Правду» не выписывают и по улицам не разбрасывают. А это вот – приказ командования отряда всем окруженцам явиться для прохождения службы туда, куда я скажу. Особенно касается офицеров и коммунистов, стало быть, и вас.
– Я беспартийный и в офицерах никогда не числился, – забыв о соблюдении жаргона, продолжал упрямиться бородач.
– Да чего это вы агитацией занялись? – вступила вдруг в разговор женщина. – Проворонили Расею, а теперь добрым людям пожить не дают! Никуда я его не пущу! Своей кровушкой выходила, а вы забрать хотите, опять на смерть послать.
– Стало быть, живет он у вас недавно, насколько я понял? – теряя спокойствие спросил Борисов. – Как вас понимать, старший лейтенант? Забыли о чести? Встать! С вами политрук разговаривает.
