– Кажется, я тебя видела там с лысой незнакомкой.
Они оттаивали и притирались друг к другу после холода размолвки. Пирог поглаживал Светлану широкой, душевной улыбкой, от которой она щурилась и торопливо говорила, как будто мурлыкала.
– Кстати, это Женя. Добрейший человек, – гнусавым, распевным голосом проговорил Пирог и опять отхлебнул.
– Кстати, мы уже знакомы, – Светлана тепло улыбнулась Дерягину.
– Серьезно? – пробормотал Евгений и стал растерянно вглядываться в живое, озаренное мягкой улыбкой лицо с мелкими морщинками-лучиками в уголках темно-карих пушистых глаз.
– Какая досада, – буркнул Пирог, облив пивом Светланину блузку, которая черной паутиной расползлась по телу девушки.
Пирога ненароком толкнул бугай с вытянутой, словно наспех вырубленной топором, физиономией-трапецией, которого вышвырнуло из штормящей, бурливой толпы…
Драка девятым валом накрыла остановку. Пирог молча, с пол-оборота разбил бутылку о голову бугая и рванул за ворот ветровки. Тот ударился лбом о фонарный столб, обхватил его руками и, булькая, сполз на тротуар. Со столба на драку таращился долговязый городской дурачок в военном мундире, в галошах на босу ногу; он бойко что-то напевал, потряхивая головой и помахивая авоськой, словно дирижируя.
Поскрипывая, остановился «Икарус» и распахнул створки. Светлана и ее подруга заскочили в автобус. «Икарус» тяжело вздохнул, выпустив черный клуб дыма, и тронулся с места. Дерягин замер на краю панели, провожая взглядом желтый автобус под цифрой восемь. В этот момент Дерягина сшибли с ног, и он, погружаясь в зыбучий асфальт, наконец-то вспомнил, где он видел Светлану и улыбнулся.
Секретаршу Сапа тоже звали Светой. Она была высокой, поджарой, с мелкими чертами хорошенького веснушчатого лица. Короткие темно-рыжие пряди топорщились перьями взъерошенного воробья. Светик скучала у окна за овальным столом, подперев голову рукой, рассеянно постукивала пальцем с узорчатым длинным коготком по клавиатуре. Когда в зеленоватых очерченных черным контуром глазах-миндалинах отразился осторожно вошедший Дерягин, Светик встрепенулась, наморщила лоб и, цокая шпильками, впорхнула в кабинет начальника, оправляя на лету короткую серую юбку.
– Проходи, – тихо чирикнула она, выпорхнув из кабинета, села за стол и, вздохнув, нажала на всю ту же клавишу enter.
Узкий с голыми, белыми стенами кабинет смахивал на операционную. За черным столом, заваленным бумагами, сидел Сап в светлой рубашке в тонкую полоску и, закатав рукава по локоть, торопливо писал шариковой ручкой. За сгорбленной спиной Сапа у стены притулился стеллаж, где стояли только телефонный справочник и уголовный кодекс… Дерягин негромко кашлянул. Сап поднял голову с вросшей в темя матовой шапочкой плеши, сверкнул на Евгения острыми черными глазами навыкате, отрывисто и резко пророкотал:
– Принес?
Дерягин поспешно протянул пухлую желтую папку. Жилистая, волосатая рука схватила папку, разъяла ее. Указательный палец с черными волосками на фаланге червем заелозил по строкам договора. Зашевелилась жидкая рыжеватая щетка усов, нависавшая над поджатыми губами, стало подергиваться нижнее левое веко…
Однажды в середине мая Дерягин задумчиво брел по тротуару вдоль дороги, шелестевшей за пропыленными липами. Вяло колыхалась матовая листва. Сотканная из тонких теней ажурная кисея опутывала прохожих. Дерягин гадал, может ли всемогущий и бессмертный бог наложить на себя руки… Заметив Сапа, который твердым, размашистым шагом проходил мимо, Евгений робко окликнул его. Владимир Романович остановился… Прищурив левый глаз, прихлебывая лимонную газировку из жестяной баночки, Сап выслушал Дерягина. Евгений с горькой усмешкой рассказал, что взял очередной академический отпуск в институте, где кое-как домучивался на архитектора, и теперь безуспешно пытается пристроиться хоть куда-нибудь.
