– А перевод?
– В переводе есть хотя бы элементы творчества. Конечно, переводчик связан авторским текстом, не может отклониться от него, но у него обязанность преподнести текст так, чтобы он был понятен иноязычному читателю, воспринят им без подстрочных разъяснений; мысли и выражения не были кальками с исходного языка. Честно говоря, я над этим серьезно не думала, не уверена, что говорю понятно.
– Нет, нет, мне ваши утверждения понятны, хотя я тоже никогда не думал над этим. Но последнее время пытался обойтись без внешнего редактора, использовать только корректора. И не с целью экономии, мне не нравилось, что редактор пытается изменить мой стиль. Видите, уже претендую на собственный стиль, хотя у меня тексты совершенно разноплановые.
– Вы так и не представились… Возможно, я что-то читала из ваших книг. Я же принадлежу к тем, кто не только редактирует и переводит; иногда, вернее часто, читаю совершенно другие книги.
– Не думаю, что вам попадались мои опусы. Они издавались малыми тиражами. А в последнее время предпочитаю электронный формат. Хотя, конечно, очень приятно раскрыть книгу, вдохнуть ее аромат, то есть запах бумаги и краски. Я не о аромате текста. Впрочем, мы уже подъезжаем к Сиене. Пройдемся по центральной площади? Мне она нравится своей несуразностью. Вы были в Сиене?
– Нет, не доводилось. К сожалению, нет времени.
– Ладно, объедем, не станем заезжать. Я ведь немного джентльмен – мнение дамы для меня важно.
– Джентльмен? Вы даже не представились, хотя я вам намекала об этом и о себе рассказала многое.
– Простите, ради Бога! Оплошал. Владимир Рожкофф, шестьдесят восемь лет, вдов, хотя я, кажется, об этом упоминал. Живу одиноко, так как скверный характер, не работаю, в обычном смысле этого слова, вроде обеспечен. Уже говорил, что живу в Париже. Даже не знаю, что еще сказать.
– Странная фамилия… русская или польская?
– Русская. Два «ф» добавил уже в Европе.
– Так интересно… у меня нет русских знакомых. Французский у вас очень чистый. И вы сразу заметили, что я не итальянка и не англичанка.
– Ну, это легко было заметить.
– Почему?
– Кроме Парижа мне пришлось пожить и в Англии, и в Италии. А память у меня на звуки и картинки жизни хорошая.
– Еще более интересно. Может быть, расскажете вашу историю?
– Не думаю, что моя история интересна. Тем более, что мы подъезжаем к Монтериджони. Смотрите, какая красота!
Я всегда умиляюсь, когда по автостраде Флоренция – Сиена проезжаю мимо этого игрушечного городка, как бы застывшего в начале XIII века; с крепостными стенами, над которыми, как зубцы короны, возвышаются четырнадцать башен. Два раза заезжал в него – тишина сонного городка оживляется только редкими туристическими автобусами.
К сожалению, Натали опять отрицательно покачала головой. Конечно, бизнес всегда – в первую очередь, особенно, если он не слишком доходный. И мы едем дальше. Разговор как-то увял. Правда, в Поджибонси мы съехали с автострады на местную дорогу, а через несколько минут я показал Натали суровые башни Чертальдо на вершине холма. Мог бы рассказать кое-что о Чертальдо в XI–XII веках, но в городок мы не заехали. А еще через пятнадцать минут выбрались на автостраду Флоренция – Пиза. Натали звонит автору, и он встречает нас на набережной у университетского фасада, над входом в которой непонятная надпись alla giornata. Здесь расположен ректорат университета, а надпись, кажется, упоминает о быстротечности, ненадежности жизни, но я в этом не уверен. Есть мнение, что это девиз знатной пизанской семьи: «В день битвы», выбранный как вызов какому-то известному врагу. Мы с Натали обменялись телефонами. Непонятно для чего, но мы ведь провели вместе целое утро в одной машине. Я даже, как джентльмен, сказал, что могу заехать за ней, если она захочет завтра вылететь в Париж из Флоренции. Сдал даму «с рук на руки» ее автору.
