– Мы можем сделать это сейчас?
Гарриет облизала губы. Меня кольнуло чувство вины: я вспомнила, что бедняжка не выпила даже глотка своего любимого чая, не съела и куска хлеба.
Гарриет повела меня по каменистой тропинке, не говоря ни слова. Мы миновали громадный навес. Девочка задышала чаще.
– Что это? – спросила я. Строение справа от нас походило на виденный мною снимок огромной лачуги в городке на заброшенном золотом прииске.
– Здесь стоит камнедробилка.
Мы прошли мимо огромного крана. Спуск привел нас к маленькой хибарке, примостившейся на камнях. Когда она осталась позади, наш путь нырнул вниз, потом снова выровнялся.
Гарриет остановилась перед трехстенным, без передней стены, навесом-времянкой, сооруженным из толстых и широких досок и листов ржавого железа.
Перед ним стоял длинный верстак. На земле за верстаком валялись раскиданные куски синего сланца.
– Это те солнечные часы, которые делал твой папа, Гарриет?
– Наверное, да. Они не были разбиты, когда мы пришли. Они выглядели законченными. Сначала я подумала, что он, видимо, ушел домой по дороге и поэтому мы с ним разминулись.
– А где именно ты его увидела?
– Вон там, он лежал под навесом.
– Остин его видел?
– Не думаю. Я велела ему оставаться там. – Она указала на конец верстака. – Ему было страшно. Ходят слухи, что, когда люди покидают каменоломню, здесь появляются гоблины.
– Твой папа разговаривал с тобой или издал какой-нибудь звук?
– Нет.
– Ты с ним разговаривала или трогала за руку?
– Да. Он не ответил. Рука у него была холодная. Но камень же холодный. Поэтому и он был бы холодным.
Я вошла под навес. Гарриет осталась на месте.
Во времянке стояла ржавая жаровня, а на ней – закопченный чайник. На полке слева от меня лежали инструменты и стояли жестяные кружки.
Гарриет проследила за моим взглядом.
– Это не папины инструменты. Вот кружка и ложка папины. А деревянные молотки и зубила, они Рэймонда. – Она указала на шедшую вдоль задней стены лавку. – Мы с мамой сделали для папы и Рэймонда подушки.
– Рэймонд был учеником твоего папы?
Девочка явно обрадовалась, что я не полная невежда.
– Был папиным учеником, пока не закончил учиться. Теперь Рэймонд называет себя самостоятельным каменщиком.
– Рэймонд работал с твоим папой в субботу?
– Солнечные часы папа делал один. Только папа работал днем в субботу. У Рэймонда есть девушка. В следующую субботу он женится. Они с Полли будут жить с мамой и папой Рэймонда или с мамой и папой Полли. Мама у Рэймонда хорошая, но папа – такой злющий. У Полли мама и папа хорошие, но у них места нет.
Благодаря моей настойчивости бедный ребенок искренне старался рассказать мне все, совсем не понимая, что сто́ит упоминания, а что нет.
Она пристально вглядывалась в пространство под навесом, словно все еще кого-то там видела. И показала место, на которое не осмелилась ступить.
– Вот. Он здесь лежал, отвернув от меня голову. Его кепка слетела. Смотрите – вот она!
Внезапно Гарриет бросилась вперед, забыв о своем нежелании входить под навес. Из-под скамьи она достала старую плоскую твидовую кепку, которая когда-то была клетчатой.
Девочка сжала кепку.
– Знаю, мама надеется, что я ошиблась. И я хочу, чтобы так и было, потому что не хочу, чтобы папа умер. Сержант Шарп считает меня маленькой лгуньей. Я не лгунья.
Мы вышли из-под навеса. Я взяла большой кусок сланца с гладким краем. Пока я разглядывала камень, в моей голове лихорадочно роились мысли. История, рассказанная Гарриет, весьма походила на правду.
