– По-вашему, вы можете заявиться в мой дом и играть на моем чувстве вины?
– Прошу прощения и за это. Только ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
Данте посмотрел ей в глаза:
– Каждый день умирает около тридцати тысяч детей. Половина из них погибает от голода. Я не в ответе за все зло мира.
Коломба не сводила с него взгляда:
– Сын Мауджери не в Африке. Гораздо ближе.
– Вот и найдите его сами.
– Вы могли бы спасти этого ребенка. Вы же это понимаете?
Данте покачал головой:
– До вчерашнего дня вы даже не подозревали о моем существовании. Скажите мне, кто вас сюда прислал.
Коломба поняла, что, если она надеется чего-то добиться, придется говорить начистоту:
– Начальник спецподразделения Ровере.
– А как зовут придурка из магистрата?
– Де Анджелис.
Данте снова покачал головой:
– У вас и правда неприятности.
– Так вы нам поможете? – спросила Коломба.
Данте изучающе посмотрел на нее:
– Вы правда полагаете, что я могу что-то сделать для ребенка? Или просто хотите втянуть меня в склоки между вашим шефом и судебными инстанциями?
Коломба решила быть искренней до конца:
– Я могу лишь надеяться, что вы сможете вынуть кролика из шляпы, но мне слабо в это верится.
– Вы больше не верите в чудеса?
– Как и в Санта-Клауса, – ответила она, подумав о Катастрофе.
Данте медленно кивнул, словно прочитав ее мысли. В какой-то мере так оно и было. Сидящая перед ним решительная женщина явно скрывала какую-то глубокую боль. И дело было не в том, что Ровере использует ее в своих неблаговидных и противоречащих всем принятым процедурам целях и, очевидно, в случае чего готов ею пожертвовать, а в том, что она сама на это согласилась. Никто не рискнул бы профессиональным будущим во имя туманной возможности, в которую сам не верит, если он не убежден, что такого будущего у него нет. Коломба оказалась в положении заходящего в пике камикадзе, и перед этим обстоятельством Данте устоять не мог. Он любил драматические и героические порывы, даже самые глупые. А может быть, глупые порывы он любил еще больше.
– Будь по-вашему, – сказал он. – Я готов посмотреть бумаги, которые наверняка лежат у вас в сумочке, и сказать вам свое мнение.
– Спасибо.
– Не спешите благодарить. Сначала вам придется оказать мне услугу.
– Какую? – настороженно прищурилась Коломба.
Данте провел ее на балкон и указал на человека на дороге:
– Займитесь им.
3
Альберти, позевывая, стоял рядом с патрульной машиной, припаркованной в нескольких сотнях метров от дома Данте, возле Аврелианской стены. Коломба велела не ставить автомобиль поблизости, чтобы не привлекать лишнего внимания, и в глубине души Альберти был с нею вполне согласен. В отличие от сослуживцев, которым, похоже, было плевать, он болезненно осознавал, какое беспокойство вызывает у гражданских вид патрульной машины и полицейских в форме. Достаточно было зайти отлить в кафе, как это становилось очевидно.
«Народ нас недолюбливает, – говорил ему пожилой напарник. – Они вечно боятся, что мы их возьмем под арест, причем законопослушные трясутся больше всех. Мы их пугаем». Альберти тогда ответил, что это печально, на что коллега сказал, что он, как и все пингвины, ни черта не смыслит. «Стоит им перестать бояться – и тебе конец, болван, – добавил он. – На одного из наших приходится десять тысяч баранов». Баранами его пожилой партнер величал гражданских, которых по большей части ни во что не ставил.
