На рассвете я покинул ложе страданий – мой верный диван-кровать.
Я уже год жил в удобной двухкомнатной квартире, которую мне снял Толстяк Сайрус.
Я закурил, открыл запотевшее окно, выходившее на улицу Брансьон. В парке имени Жоржа Брассенса[5] горланили птицы, в пруду в унисон с ними крякали утки. Люди, напоминающие жизнерадостных сурков, шли на работу, другие, настроенные мрачно, бурчали и ругались, словно их пинками гнали в шахту.
Подул свежий ветерок, я выбросил окурок, и он спланировал на асфальт. В холодильнике не нашлось персикового йогурта, пришлось съесть малиновый. Ничего, бывали неприятности посерьезнее.
Проклятье, как болит голова!
Нужно реагировать. Но как? Что мне поможет? Разговоры? Попросить помощи? У кого? Обратиться к врачу? Сказать: «Я – наемный убийца, делаю первые шаги на поприще, не пропишете мне снотворное?»
Ситуация…
«Сходи к психоаналитику, Бабински»… Идея пришла в голову внезапно, на последней ложке йогурта, я влез в «желтые страницы», поискал адрес доктора поблизости от моего дома и нашел Симона Шпринцеля.
– Слушаю, Шпринцель.
– Алло?
– Я же сказал: я слушаю. Так что поверьте мне. Это моя профессия. Я слушаю, говорю я вам еще раз.
– Тогда… здравствуйте. Я звоню, потому что…
– Потому что вам нужен бургер.
– Что-что?
В трубке раздался длинный смешок.
– Не любите бургеры? Например, Биг Мак. Как насчет Биг Мака? Я проголодался.
– Э-э-э… Я, наверное, ошибся номером…
– Ни черта вы не ошиблись! Я психиатр-психоаналитик, так что успокойтесь.
– Но почему вы заговорили о Биг Маке?
– А почему нет?
– Да потому что я не для того позвонил!
– Догадываюсь.
– Э-э-э.
– У меня есть окно в 15:00. Заходите повидаться.
– До встречи.
Шпринцель повесил трубку. Этот первый скоротечный разговор оставил меня в сомнениях, но я не был знаком ни с одним психоаналитиком и думал, что все такие доктора – чокнутые. Его кабинет находился недалеко от моего дома, прием доктор назначил на ближайшее время, и я решил пойти. Быстренько приготовил себе гратен из баклажанов, поел и отправился на сеанс.
Я не торопясь спускался по улице Брансьон, прошел мимо любимой пиццерии «У Фабио».
– Бабински, хочешь кальцоне[6]?
– Не сегодня.
Фабио сделал трагическое лицо, как будто решил навсегда вычеркнуть кальцоне из меню, а я продолжил свой путь и оказался на улице Конвенции. Потеплело, небо совсем прояснилось.
Доктор Шпринцель сам открыл мне дверь квартиры на третьем этаже старого османовского[7] дома. Он не заставил меня ждать в приемной, а сразу повел к себе в кабинет.
Я увидел захламленный стол светлого дерева, на котором навалом лежали книги. На паркете выстроились стопки томов, стены были украшены абстрактными полотнами, картины в тяжелых рамах висели на крюках или были небрежно расставлены тут и там. Я как-то прочел одну статью, в которой говорилось, что весьма благонамеренные люди иногда живут в совершеннейшем хаосе и что обратное порой оказывается столь же верным. Вот вам пример: мой дом идеально опрятный, а я – маньяк. В остальном же…
Я обратил внимание на стульчик яблочно-зеленого цвета, совершенно выбивавшийся из общего стиля комнаты. Шпринцель, мягко покачиваясь в кресле, знаком указал мне на стул и посмотрел в глаза.
Первая консультация у доктора Симона Шпринцеля
– Ваше имя?
– Бабински.
– Просто Бабински?
– Просто Бабински.
Шпринцель не моргнув глазом записал мою фамилию старорежимной шариковой ручкой на листке бумаги, испещренном какими-то закорючками.
