Старая дама, не благодаря, ретировалась.
– Старая школа, – одобрительно сказал Аркадий. – Не любит исполнять мои просьбы, когда я, по ее мнению, пьян. За это я ее люблю. Честный и прямой человек, но несчастный. Вот уже десять лет выносит говно из-под парализованного мужа. Таня, говорю, я же плачу тебе достаточно, чтобы взять сиделок. «Мой муж, – говорит, – это мое счастье и мое горе. И я даже говно, как вы говорите, из-под него не доверю чужому человеку.»
– Таких жен уже нет, – согласился Порошенко.
В комнату отдыха вошли красные от пара мужчины и женщины, которые со смехом и шумом стали поглощать вино и еду. Аркадий моргнул Алине и та беспрекословно покинула комнату. Кровать-аэродром приняла их в свои объятия без обычных предварительных ласок.
Через два часа пять человек в камуфляже и балаклавах вошли в приемный покой областной больницы. Вставших им навстречу полицейских, они поприветствовали выбросив вверх правую руку и хором крикнули: «Слава Украине!». «Героям слава!» – нестройно ответствовали полицейские, переглядываясь. «Слава нации!» – орали вошедшие. «Смерть врагам!» – отвечали полицейские, вытянувшись, как перед начальством и отдавая честь. Группа беспрепятственно вошла в лифт и поднялась на пятый этаж.
– Нам нужен Натан Мойсеевич, – остановил один из них перепуганную медицинскую сестру.
– Как вы сюда попали? – лепетала медицинская сестра. – Вы испугаете всех больных.
– Почему гавкаем на собачьей мове? – окружила ее группа пришедших.
– Натан Мойсеевич в ординаторской, – растерянно сообщила девушка.
– Веди нас к нему, – приказал старший группы, и остальные тут же хором запели «Ще не вмерла Украiни…,»
Натан Мойсеевич сам выбежал из комнаты на возникший шум.
– В чем дело, товарищи? – возмутился он. – Здесь вам не балаган, а больница.
– Мы тебе не товагищи, жидок, – перекривил его кто-то из группы. – Веди нас к нашему побратиму, представителю коренного населения оккупированного Крыма.
– Еще шаг, и я вызову полицию, – пригрозил Перельман. – Здесь находится особый объект, который охраняется государством.
– Чемодан, вокзал, Израиль! – прокричала группа.
Перельман попытался вынуть из кармана халата мобильник, но его подхватили крепкие руки двух мужчин и отобрали телефон.
– Где ключи от арестантской палаты? – спросил его, по-видимому, старший.
В слабом свете больничного коридора перед ним стояла группа людей в военной форме и масках с прорезью для глаз и рта. Если бы Перельман был трезв, он сразу бы оценил степень опасности. Но Натан Мойсеевич после стапятидести граммов водки абсолютно терял способность к страху.
– А-а, – зарычал он вырываясь и брызгая слюной. – Ничтожные бандеровцы, как вы нас всех уже затрахали! Вон отсюда, негодяи! Снимите немедленно маски! Я хочу видеть ваши гнусные рожи! Боитесь посмотреть мне в глаза? А я не боюсь вас…
– Заткни ему пасть, – приказал кому-то старший группы.
После серии ударов в живот и по голове, Перельман переломился и замолчал от боли.
– Ребята, – выбежали из ординаторской две женщины в халатах. – Что вы творите? Не трогайте Натана Мойсеевича, у него больная печень. Как вам не стыдно, пятеро на одного?! Что вы хотите?
Они отбили Перельмана и усадили его на диван у стены.
– Мы пришли за своим побратимом, – сказал парень, руководивший остальными. – А он стал нас оскорблять.
– Никого из ваших к нам не привозили, – стала объяснять одна из женщин. – В спецпалате находится только гражданин Перман…
