– Мне просто жалко папу! – кричала вне себя Анфиса. – Я знала, что нанесу ему всем этим рану, но я не могу и без Миши. Если бы вы знали, какой он чудный, какой он милый, и какой он умный.
– Ты это брось, – неожиданно растрогался Василий Васильевич, сел и впервые в жизни расплакался.
Вера подошла к нему, обняла его голову и тоже начала плакать. К ним присоединилась плачущая Анфиса. Когда все успокоились, Василий Васильевич сказал:
– Встречаться с ним разрешаю, а веру менять нет. Можешь даже жить с ним, не расписываясь. А там видно будет.
– Ты не будешь ему мстить? – вытирая слезы, спросила Анфиса.
– Только, если он обидит тебя, – пообещал Скоморох.
На следующий день Анфиса привела в дом своего жениха и Василий Васильевич с удивлением увидел перед собой высокого мускулистого блондинистого парня с удивительно синими глазами, бледной кожей лица, курносым носом.
«Я таких евреев раньше не видел, – подумал он. – Может, Анфиса привела вместо еврея кого-то другого? Пусть живут вместе, может через год разбегутся.»
Теперь же, вспоминая слова Перельмана он понял, что виновата во всем мутация. Это она все испоганила.
Дочь убежденного антисемита хочет стать еврейкой, а сын раввина выглядит, как первый парень на селе.
– Ты представляешь, какие красивые у них будут дети? – шепнула ему на ухо жена.
А счастливое и влюбленное лицо дочери, мелькавшее перед гостем, ее дрожащие от страха руки, подававшие еду на стол, молящие, украдкой брошенные на отца взгляды вызвали в нем такой приступ жалости и к дочери, и к себе, что подняв стакан с водкой, он неожиданно сказал «Лехаим». Дочь просияла, как выскочившее солнышко из-под туч, а друг дочери понимающе улыбнулся, но стакан водки еле пригубил.
– Миша не пьет водку, – объяснила Анфиса.
«А я пью, – подумал Василий Васильевич, опрокидывая стакан в рот, – потому что мне горько от того, что в жизни всегда сбывается то, чего ты очень не хочешь и боишься.»
Альберт остановил машину на первой заправке после въезда в город. Он вошел в стеклянный магазин, расположенный под крышей заправочной станции, походил мимо прилавков, поглядывая в сторону автоматически раздвижных дверей. В магазине находились проезжающие, пьющие кофе в бумажных стаканчиках. Он подошел к продавцу и спросил его, можно ли позвонить по городскому телефону.
– Пятьдесят гривень, – сказал продавец и пододвинул к нему черный допотопный аппарат. Альберт рассчитался и набрал номер телефона Маши.
– Когда же будет катафалк? – спросил он, услышав женское «алло».
– Через час, – ответила Маша и положила трубку.
– Разве ночью хоронят? – полюбопытствовал продавец.
Альберт положил трубку, и не отвечая, махнул рукой продавцу и пошел к дверям. Ресторан «У бабы Ути» находился в противоположном конце города, в районе 13 Линии под крышей бывшего кинотеатра «Космос». Ехать туда было минут сорок. Ему хотелось закончить все дела до полуночи и завалиться спать. Улицы города постепенно пустели. Желтые пятна фонарей и окон мелькали довольно быстро. Спидометр показывал восемьдесят километров в час. Это было недопустимо много и его могла задержать полиция за превышение скорости. Он сбросил скорость до пятидесяти, терпеливо дожидался зеленого света на перекрестках и через пятьдесят минут прибыл к ресторану.
Машу он увидел сразу. Она сидела за столиком одна. Перед ней стояла чашка с дымящимся кофе. Она, казалась, была поглощена чтением французской книжки Сартра. Рядом с кофе в пепельнице догорала тонкая сигарета с золотым кольцом, фильтр которой был окрашен малиновой помадой. Странное одеяние Маши поразило Альберта. Она была затянута в темно-синий костюм таким образом, чтобы проходящие мужчины с первого взгляда могли оценить спрятанные прелести. Рыжие волосы спадали из-под темно-синей шляпки на оголенные плечи.
