Так не пойдет. Дьютифул знает, что эта идея тебе не понравится, но он хочет, чтобы ты пришел через монолиты.
Ни за что. – Я заявил это с уверенностью, уже зная, что ради Чейда рискну, чего не делал за все годы с той поры, как потерялся в камнях.
От мысли о том, чтобы войти в ту блестящую черноту, волоски у меня на задней стороне шеи и руках встали дыбом. Я испытывал почти болезненный ужас, просто думая об этом. Ужас. И искушение.
Фитц. Тебе придется. Это единственная надежда, какая у нас есть. Лекари, которых мы призвали, совершенно бесполезны, но в одном они пришли к согласию. Чейд… тонет. Мы не можем достичь его с помощью Силы, и лекари твердят, что, согласно их опыту, через пару дней он умрет, его глаза вылезут из орбит от удара по голове. Если ты явишься сюда через три дня, то увидишь, как он горит на погребальном костре.
Я приду. – Я послал эту мысль вяло. Смогу ли себя заставить? Придется.
Через камни, – настаивала она. – Если ты в Дубах-у-воды, то до камня Правосудия на Висельном холме недалеко. Наши карты показывают, что там есть знак для наших Камней-Свидетелей. Ты легко можешь оказаться здесь до заката.
Через камни. – Я попытался скрыть горечь и страх в своих мыслях. – Твоя мать здесь, на рынке со мной. Мы приехали в двуколке. Придется отослать ее домой одну.
Снова нас разлучали дела Видящих, снова простые удовольствия в виде совместного ужина и вечера с песнями менестреля в трактире были украдены у нас.
Она поймет. – Неттл старалась успокоить меня.
Поймет. Но ей это не понравится. – Я освободил свои мысли от Неттл.
Я не закрывал глаз во время разговора, но теперь почувствовал себя так, словно открыл их. Свежий воздух и шум летнего рынка, пестрые пятна яркого солнечного света, падавшего сквозь дубовую листву, даже девушка в красных туфельках как будто вторглись в мою мрачную реальность. Я понял, что, пока был во власти Силы, мой невидящий взгляд был устремлен на девушку. Теперь она смотрела в ответ, вопросительно улыбаясь. Я поспешно опустил глаза. Пора идти.
Я быстро допил остатки сидра, с шумом поставил пустую кружку обратно на стол и поднялся, взглядом выискивая в суете рынка Молли. Заметил ее в тот же миг, когда она заметила меня. Когда-то она была такой же стройной, как девушка в красных туфельках. Теперь Молли перешагнула тот рубеж, что принято звать средним возрастом. Она двигалась сквозь толпу уверенно, пусть и не проворно, маленькая, крепкая, с яркими темными глазами и решительным выражением рта. Она несла отрез мягкой серой ткани, перебросив его через руку, как военный трофей, добытый с большим трудом. Залюбовавшись Молли, я на миг забыл обо всем – просто стоял и смотрел, как она приближается. Она улыбнулась и похлопала по своей покупке. Я пожалел лавочника, не сумевшего победить ее в искусстве торга. Она всегда была бережливой и хозяйственной; превращение в леди Молли из Ивового Леса ничего в этом смысле не изменило. Солнечный свет играл на серебряных нитях в ее темных волосах.
Я наклонился, чтобы поднять остальные покупки Молли, лежавшие у моих ног. Там был горшочек с ее любимым мягким сыром и пучок листьев калки для душистых свечей, а еще аккуратно завернутый пакет с яркими красными перцами, которые, как она предупредила меня, нельзя было трогать голыми руками. Молли купила их для бабушки нашего садовника – та уверяла, будто знает рецепт снадобья, способного облегчить боль в узловатых старых пальцах, и Молли хотела попробовать. В последнее время у нее ныла поясница. Рядом с пакетом был закупоренный сосуд с чаем от малокровия.
