В Хинтеркайфеке, как и во многих баварских деревнях, к матерям без мужей относились сдержанно, если не сказать настороженно. Ребёнок, рождённый вне брака, считался пятном на репутации семьи, а мать – женщиной, допустившей оплошность. Конечно, никто не станет выкрикивать оскорбления в открытую, но она почувствует, что её сторонятся. Добропорядочные бюргеры будут стараться не задерживать на ней взгляд, словно опасаясь испачкаться. Замужние женщины будут перешёптываться за её спиной, обсуждая, кто отец ребёнка и как такое могло случиться. Священник хоть и не проклянёт её с амвона, но его проповеди о чистоте брака будут звучать для Виктории как личное обвинение. Открытой враждебности не будет, но она почувствует холодную отстранённость, словно её отделяет от остальной деревни невидимая стена.
И кто бы мог сказать, что тяжелее давит на сердце: боль утраты (пусть и не самой счастливой) или страх перед будущим, в котором ей и ребёнку придётся выживать в этой атмосфере настороженности и осуждения?
После трагической гибели Клауса на фронте Виктория, помимо горя и бремени вдовства, столкнулась с необходимостью решать имущественные вопросы. Согласно законам того времени, та четверть хутора Хинтеркайфек, которая ранее принадлежала Клаусу, перешла по наследству его ближайшей родственнице – Виктории.
Таким образом, Виктория Грубер стала единоличной владелицей Хинтеркайфека. Все три четверти имущества, ранее принадлежавшие её родителям, и четверть, унаследованная от мужа, теперь находились в её полном распоряжении. Она стала не просто хозяйкой дома, но и официальной владелицей фермы, неся полную ответственность за её содержание и процветание.
Казалось бы, этот факт должен был укрепить её положение и обеспечить ей стабильное будущее. Однако в случае с Хинтеркайфеком владение имуществом стало скорее проклятием, чем благословением, взвалив на её плечи непосильный груз ответственности и привязанности к месту, пропитанному горем и тайнами. Статус официальной хозяйки лишь усилил её зависимость от Хинтеркайфека, не позволяя вырваться из порочного круга трагедий, преследовавших эту ферму.
1910-1915 годы
После гибели Клауса жизнь на ферме Хинтеркайфек словно замерла, скованная не только горем, но и какой-то гнетущей, тягучей тишиной. Дни тянулись однообразно: работа в поле, уход за скотом, присмотр за ребёнком, бесконечные хлопоты по дому. Виктория с потухшим взглядом и измождённым лицом, казалось, превратилась в тень самой себя. Но, как известно, тишина обманчива. За закрытыми ставнями крестьянских домов зрели пересуды, которые с каждым днём становились всё громче и смелее.
И дело было не только в её вдовьем положении или незаконнорождённом ребёнке. Ходили слухи, тёмные, непристойные, от которых некоторые крестились, словно отгоняя нечистую силу. Эти слухи касались её отношений с отцом, Андреасом Грубером.
Виктория, красивая и уверенная в себе женщина, первая певица церковного хора, теперь казалась сломленной. До войны она была единоличной хозяйкой двора, принимала решения, пользовалась уважением… или, скорее, её побаивались. Ходили слухи, что она не чуралась мужского внимания, хотя, возможно, это были лишь завистливые сплетни, порождённые её независимостью. Но, как выяснилось позже, во время расследования нашлись трое мужчин, готовых поклясться, что стремились к более близким отношениям с Викторией.
