– Все случаи ответственны, – заметил Филиппс.
– Разумеется, сэр Джон. Наверное, я волнуюсь, оттого что наш пациент настолько знаменит.
– Вы, Робертс, шпарите прямо по своим книгам! – рассмеялся Томс.
Анестезиолог с сомнением посмотрел на коротышку.
– И тем не менее я встревожен.
– Сейчас зайду посмотрю, – произнес Филиппс. – Разделяю ваше волнение. Томс, пойдемте с нами.
– Одну минуту, сэр.
– В его состоянии наблюдается нечто такое, что не вполне ожидалось, – объяснил Робертс и стал перечислять детали.
Хирург внимательно слушал. Томс довольно оглядывал себя в зеркале.
– Я готов. – Он повернулся к Робертсу и весело заметил: – Какой у вас чудной старый стетоскоп!
Тот с гордостью посмотрел на трубку – старомодный инструмент с прямой рукояткой, отмеченный насечками через каждую четверть окружности.
– Не променяю на самый новейший и лучший, какой имеется в продаже, мистер Томс.
– Знаете, похож на те старинные счетные палочки, на которых насечки означали долги. Для чего служат эти бороздки?
Робертс, смутившись, поднял голову и неодобрительно посмотрел на хирурга.
– Боюсь, вы сочтете меня слишком тщеславным.
– Ладно вам, колитесь, – не унимался Томс. – Что вы на нем считаете: количество загубленных душ или пациентов из миллионеров?
– О нет. Хотя, в сущности, он действительно счетная палочка. Здесь отмечено число больных серьезными сердечными недугами, которым я успешно сделал анестезию.
Томс разразился хохотом, и Робертс покраснел как школьник.
– Вы готовы? – холодно осведомился Филиппс.
Все трое вышли.
В операционной старшая сестра Мэриголд, сестра Бэнкс и еще одна сестра, явившаяся к ним на подмену, убирали помещение и готовились к очередной операции – бронхоскопии, которую должен был выполнить специалист по гортани.
– Две срочные операции за один вечер, – со значительным видом заметила старшая сестра. – На нас большой спрос. Сколько времени?
– Шесть тридцать пять, – ответила Бэнкс.
– Что приключилось с Харден? – спросила та, что явилась на подмогу.
– Понятия не имею, – отрезала Мэриголд.
– Зато я имею, – мрачно вставила Бэнкс.
Старшая сестра бросила на нее взгляд, в котором любопытство боролось с чувством собственного достоинства. Достоинство победило. Зато «подмена» подобной ущербностью не страдала.
– Колись, Бэнкс, – оживилась она. – Почему Харден упала в обморок?
– Потому что знала больного.
– Что? Знала Дерека О’Каллагана? Харден?
– Именно. Их родители жили по соседству в Дорсете. – Бэнкс попыталась изобразить выговор, с каким, в ее представлении, изъясняются богатые землевладельцы: – Ты что, не знала?
Старшая сестра напустила на себя чопорный вид.
– Медсестра Харден происходит из очень хорошей семьи, – наставительно объяснила она посланной на помощь.
– Прямо жуть берет, какой хорошей, – зло рассмеялась Бэнкс. – Так вот, наша Джейн знала этого О’Каллагана. Месяц назад я сказала, что он самый беспринципный из всех тори, а она и не подумала поддержать меня. А потом рассказала…
– Спасибо, сестра Бэнкс! – оборвала ее Мэриголд. – Довольно. Операционная не место для политических дискуссий. У нас, кажется, все готово, и мне необходимо перемолвиться словом с врачом. – И она энергичным шагом удалилась.
– Ты смелая, Бэнкс, – заметила «подмена». – Так отзываться о сэре Дереке! На фотографиях он очень даже ничего.
– Полагаешь, если у него физиономия, как у Конрада Фейдта, то он подходит на роль народного лидера и может заниматься законотворчеством? Типичная буржуазная невежественность и глупость. Ну ничего: судя по всему, он последний из подобных особей и уйдет первым, когда наступит рассвет.
