Убийство в Оптиной пустыни - страница 26




Послушники с монахами


Когда милиционеры пришли к коменданту общежития, он оказался пьян.

Начальник милиции Зубов зверел:

– Мы сколько раз твердили наместнику Венедикту, игумену Мелхиседеку: наведите порядок…

Бежавший за ним вприпрыжку начальник паспортного стола поддакивал:

– Да все по-прежнему!.. Не внемлют!.. Вот и аукнулось!..

Вскрылось и то, что монахи давно просили выставить пост в обители. Ведь мало ли кто может прийти. Но за малочисленностью милиции монастырю отказывали.

– Нам бы банк уберечь! – отбивался Зубов.

Монахи припомнили начальнику его слова, а тот разводил руками.

Милиция валила на обитель, обитель – на милицию.


Мортынов снова устроился в надвратной. Его вовсе не задевала второстепенная роль в расследовании, хотя он и возглавлял следственную группу. Пальму первенства он с легкостью отдавал Грищенко, пусть она возится с основным подозреваемым.

Вот опер завел в комнату сухопарого парня и шепнул следователю на ухо:

– Подельник… Его трудовую в бушлате БОМЖа нашли…

Мортынов снова допрашивал:

– Фамилия…

– Суслов Андрей Дмитриевич… Родился в 1964 году в Ленинграде… Временно не работаю…

«По-старому: тунеядец».


Амвросий Оптинский


Трудно сказать, сколько тунеядцев отправил в места не столь отдаленные Мортынов в пору советской власти, когда до прокуратуры брушил дознавателем в милиции. Теперь в слове «тунеядец» звучало даже что-то почетное, и «тунеядцев» никто не трогал.

Суслов проговорил:

– Я послушник Оптинского монастыря…

«Почетный тунеядец».

Мортынов записывал:

«…в монастыре я с 1991 года. Работаю в издательском отделе. Выпускаем книги. Живу в келье, где обитали по шесть-восемь послушников. Число послушников часто меняется».

– И что ж вы выпустили?

– Вот, выходят из печати Жития Амвросия Оптинского[9].

– А кто это – Амвросий?

– А вы разве не знаете? Старец наш…

Следователь покраснел и резко перешел к главному:

– Александр Карташов появлялся в монастыре?

Выслушал ответ и записал:

«Примерно месяц со мной в келье проживал Карташов. Отношений с ним не поддерживал. Что-то сказать о нем не могу, так как он мне о себе не рассказывал. Другие послушники говорили, что он около одиннадцати лет лежал в психушке. Его все жалели».

Сведения о психиатрической больнице настораживали. С психами приходилось быть предельно осторожными.

Записывал:

«Примерно три месяца назад Карташова из монастыря выгнали. Из-за чего выгнали, не знаю, так как в это время находился в экспедиции».

– А что Карташов делал в монастыре?

– Его поставили работать в кочегарке, но он работал там, где хотел… – отвечал сотрудник издательского отдела.

– А чем-то он выделялся?

– Иногда курил. А это в монастыре запрещено.

– А где вы хранили документы?

– Почему это вы спрашиваете?

– Спрашиваю, значит, надо. – Мортынов хлопнул по столу ладонью.

На звук в дверь заглянула голова опера, но следователь махнул рукой, и голова скрылась.

Суслов:

– Мои документы находились среди моих вещей в келье. Это паспорт, трудовая книжка.

– Но вашу трудовую нашли в бушлате у Карташова…

– А я при чем?

– Почему она там оказалась?

– Почему моя трудовая оказалась у Карташова?

– Да-да.

– Я не знаю.

«Мог сам подбросить или что-то недоговаривает…» – подумал важняк и спросил:

– Когда видели ее последний раз?

Сотрудник издательского отдела задумался:

– Последний раз ее видел… давно, когда приехал в монастырь.

– А почему?

– А зачем теперь она мне…

– Ну да, вы же отвержены от мира…