Убийство в прямом эфире - страница 13

Я улыбаюсь тоже. Но песня тут не при чем. Просто все складывается как нельзя лучше, и я чувствую какую-то легкость. Даже проснулась сегодня в полшестого, просто так, без будильника. И до сих пор не хочу спать, я не устала, совсем ни капли. Музыка накрывает меня как будто капюшоном, и каждая клеточка тела подпевает ее ритмам. Как же хорошо! Неужели так будет всегда? Вот бы остановить сейчас время… В голове снова и снова прокручиваю вчерашний день. Я стараюсь останавливать эти мысли, чтобы от частых повторений они не затерлись, как Томина любимая кассета с «Ласковым Маем». Но у меня не всегда получается их остановить. Впрочем, у нее видимо та же проблема – кассета постоянно жует припевы.

Вчера в наш танцевальный класс пришел новенький. Олег Зараев. Пытался сделать вид, будто совсем не стесняется. Но что в этом зазорного? У станка пятнадцать девочек и всего два мальчика! Хотя «два» – это даже сильно сказано. Старший парень, Алекс… Да-да, Алекс Смоляков. Довольно странное имя для советского мальчика, но родители называли его исключительно Алексом, и никак не Лешей. Давать «западные имена» было модно в элитных советских кругах, а лучшим занятием для элитного ребенка были бальные танцы. Именно поэтому у бальников и бальниц при русских фамилиях могли быть неподходящие западные имена. Мы с Томой шутили, что возможно это дань великому танцору Бруно Белоусову. Бруно Борисовичу, кстати. Алексу почти пятнадцать, он танцует в паре с Анжелой, в юниорах. Нам до них, как до луны… Еще есть Костя, но его как бы и нет практически. Костя постоянно прогуливает: то болеет, то уезжает – какой смысл заниматься с ним? Поэтому если Олег останется, то может выбрать любую из нас, четырнадцати девчонок.

Вчера его поставили со мной. Вообще-то к нам уже приходил мальчик в прошлом году, и его тоже ставили со мной, но он не стал ходить. Мальчики в бальных танцах не задерживаются. Так глупо! Ведь у них в десять раз больше шансов на успех, чем у любой, даже самой «сильной» девчонки! Я стараюсь улыбаться, но так, чтобы не смутить его. Я не смотрю ему в глаза, веду, чтобы он не сбился, но не слишком напористо – я не зазнайка. Кажется, ему нравится. Лариса Ивановна, наш тренер, наблюдает за ним. Или за мной? Она смотрит, что-то отсчитывает, прицеливается.

Хорошо хоть не было этой стонотины, Розки Мардановой! Розалия… Снова бы тут ныла: «…а почему пару поставили к Саше, так нечестно! Почему я все время на задней линии…». Смешно сказать, Роза тогда обвиняла нас, будто прошлого мальчика моя мама купила! Заплатила, чтобы он достался мне. Хотя еще смешнее то, что если б это реально было возможно, мама так бы и сделала! Но мальчик и правда был бесплатный. Просто Розе не повезло. А потом пришла ее истеричная мать: «посмотри – ты довела Розалию до слез! Иди и извиняйся, живо!». Помню, как эта сумасшедшая повисла надо мной в раздевалке, отчитывала, и у неё неприятно пахло изо рта. Как же мне хотелось зарядить дверкой шкафчика прямо по ее крашеной башке! Я же просто сказала, что танцую лучше ее дочки! Это правда – так почему я должна извиняться? Если бы ее Розалия перестала кривляться, и чаще слушала тренера, если бы репетировала дома, или хотя бы не прогуливала – танцевала бы не хуже. Я молча наблюдала, как на Розином зареванном лице то и дело пробегает улыбка. Татарма. Кошачья морда. Мать ее не дождалась извинений, толкнула меня и ушла со своим сокровищем домой. А потом уже моя мама поставила ее на место! Даже и не говорила ничего, просто сожрала глазами. Ух! Мама может продавить своим авторитетом любого. Но, несмотря на наши ожесточенные разборки, мальчик слился, так и не выучив ни одного танца. Больше ссорились. И хотя я совсем не боюсь Розы, все же хорошо, что вчера ее в зале не было.