Убийство в прямом эфире - страница 19
– Не будем говорить на эту тему сейчас, хорошо?
Хорошо. Бабушка Александра вдруг обмякла всем телом. Уставилась в одну точку. Как электрик, проверяя в цепи напряжение, она смыкает поочередно подушечки пальцев: указательный, средний, безымянный и обратно, каждый раз возвращаясь к среднему пальцу. Видимо, с него идет поломка. В комнате повисает неприятная пауза. Женщина в комбинезоне, в этом доме о тебе не хотят вспоминать. Почему?
Мать
Май, 1993 г.
Помнишь, день рождения в пятом классе, и тебе двенадцать лет.
Вот тогда, на зависть всем ребятам,
Я принёс свой розовый букет. (с) «Веселые ребята»
Черт возьми, как же я это ненавижу! Я ору во всю мочь, как загнанный зверь, сотни децибел мечутся туда-сюда внутри тесного туалета центрального ДК, со всех сторон обложенного бледно-зеленой звенящей плиткой. Чуть ли не разрываю замок на спинке платья, минут десять не могу его расстегнуть, застрял между лопаток, скотина! Стягиваю лифчик и швыряю в мусорное ведро. Там тебе и место! Снова опускаюсь на унитаз, бессильно рыдаю. Правда, без слез. Мне ведь даже пореветь нельзя! А так хочется…
Я сижу на грязном унитазе в изумительном самодельном бархатном платье, сплошь расшитом жемчужными бусинами и стеклярусом – и где она только их нашла? Чем платила? Это раньше мы могли достать какие угодно ткани и украшения – из-за рубежа, пошиться в самом лучшем ателье города, а сейчас все изменилось.
Больше года прошло, как папа пропал, а маму «попросили» уволиться из администрации в самый разгар кризиса. Новая власть – новые управленцы. Мама осталась одна с нами, двумя девочками-подростками. Мы давным-давно едим кашу не только на завтрак, но иногда и на ужин. Тома донашивает мою одежду, да и мама ходит в старом. Только я одна с этими выступлениями тяну и тяну деньги, которых нет. Мама нашивала эти бусинки в поезде по дороге сюда – весь день и всю ночь, легла только под утро. Я хотела помочь ей, но она скомандовала «идти спать, ведь завтра нужно сражаться». И я уснула, а она еще много часов продолжала шить. И даже сейчас у нее сна ни в одном глазу – ждет нашего выступления в зале. Осталось каких-то двадцать минут до нашего выхода на паркет. Если я разревусь сейчас, то ни за что не успею нанести макияж заново. Кто дал тебе право ее подвести, Саша? Соберись.
Я шумно выдыхаю, и выхожу из кабинки к умывальнику. Как назло, прямо над ним висит огромное зеркало, мимо которого не пройти, как ни старайся. И я снова вижу эти унылые отростки. Как же убого они выглядят! Но что делать? Сейчас я снова выйду в зал, и все будут смотреть на мои проклюнувшиеся бугорки в том месте, где-либо должна быть нормальная женская грудь, либо, в случае девочки, груди быть не должно совсем. У меня же нечто среднее, как жопа у лягушки. Перед последним прогоном я уже в отчаянии нацепила этот бюст, и как же пожалела! Лямки скользили, периодически сползали, я весь танец думала только об этом чертовом лифчике, о том, какая я в нем неуклюжая и, в конце концов, вот – сорвалась. Оттолкнула Олега и убежала в туалет рыдать. Что он подумал? Оставила одного в зале. Я ни разу еще так с ним не поступала…
Когда моих родителей настигла перестройка, и папа… не смог это пережить, именно Олег захотел остаться со мной в паре и даже настоял на этом. Он единственный сын в своей богатой семье, его желания – это закон. Поэтому о замене меня не могло быть и речи. Родители Олега холодно относились ко мне и моей маме, но делали это молча. Ведь самое главное – наш с ним результат. Они растили победителя, и я была его отличным вспомогательным орудием на пути к званию чемпиона мира. Но расходы на занятия, костюмы и бесконечные конкурсы никто не отменял. Мама ни разу не попросила родителей Олега помочь нам материально, оплатить сборы или взносы. Ей было бы слишком стыдно просить, расписавшись при этом в своей беспомощности. Это не про неё. Поэтому она делала все возможное, чтобы не ударить в грязь лицом, ни при родителях Олега, ни при ком бы то ни было еще. От меня требовалось только лишь показывать класс на паркете. А не распускать сопли на умывальник! Нам нужно выложиться по-максимуму, иначе прощай, Чемпионат России, прощай «открытый класс». И мама покупала билеты сюда зря. Все ее бессонные ночи, платья эти – все зря! Он снова стучит. Это точно он, Олег. Понял где искать меня.