«Там, где клен шумит»… – звучала песня. Мы вспомнили другой клен – есенинский, который опал и чуть заледенел. Особенно волновала строчка: «И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу, утонул в сугробе, приморозил ногу». Так и представляешь себе этого сторожа – пожилого, с бородкой, улыбающегося, доброго, несчастного.
Мы постояли немного у колонны, потом поднялись на второй этаж. С высоты галереи лучше обозревать зал и танцующих. Народ прибывал. Он прохаживался или стоял группами у стен, высыпал на танцплощадку во время лихого ритма и заметно редел, когда звучал «медляк». Но все-таки пар становилось больше. Молодые люди входили в роль и чаще приглашали девиц. Мы также искали глазами, кого бы пригласить. Но одни прекрасные создания нам не нравились, другие были заняты, а к третьим подойти мы стеснялись. И пока мы решались и, наконец, решились приблизиться к симпатичной нам девушке, ее уводил кто-нибудь другой.
Заводная музыка образовывала из людей круги. Большие и поменьше. Влившись в один такой круг, мы станцевали быстрый и одинокий танец шейк.
В туалете было накурено. На подоконнике и возле расположились три-четыре парня. Видимо, из местной шпаны. Слегка напрягшись, мы прошли к писсуару. На керамической плитке пола краснели пятна: кому-то уже разбили нос. В другом месте в луже вина валялись бутылочные осколки. Отлив, мы снова прошли мимо парней. Они благодушно ухмылялись: видно, уже поймали кайф.
В зале мы сразу заметили ее. Синее платье, распущенные, в меру вьющиеся волосы. Нина стояла с девушкой, выглядевшей немного старше ее. «Сердце порывно забилося», – пели «Песняры». Паркет блестел под свисавшей над ним огромной люстрой. Мы понимали, что случайная встреча может никогда не повториться, что это шанс, который упускать нельзя. Тщетно скрывая робость, угловатый молодой человек приблизился к девушке с бирюзовыми глазами.
– Здравствуйте. Можно Вас? (Имелось в виду: пригласить на танец).
Нина взглянула на него так, словно видела впервые.
– Нет, – холодно сказала она.
Это был удар… Не то чтобы мы совсем не ожидали такого ответа. Но это все равно что ожидать смерти: ждешь, готовишься, а приходит и застает тебя врасплох. Мы растерялись.
– Нет? – глупо переспросили мы.
– Нет, – повторила она.
И мы ретировались. Сначала из зала, а потом из дворца.
Выходит, проводить девушку домой еще ничего не значит, думал Леонид. Наивный мальчик! Позднее он узнает, что даже переспать с девушкой мало что значит. Это не делает людей ближе.
И вот в первые дни студенчества, спускаясь как то по мраморной лестнице географического корпуса (а деканат и кафедры филфака были там), Лёня вновь увидел ее. Нина поднималась ему навстречу. Воспоминания налетели на него, как порыв ветра. А ведь он уже почти забыл прекрасную беспощадную даму, подхваченный потоком новой жизни. Теперь же рана открылась вновь. «Здравствуйте», – сказала Нина первой. «Здравствуйте», – машинально произнес Соломин, не зная, остановиться, заговорить или идти дальше. Но дама прошла. Что она здесь делает? – думал он. Она тоже поступила? Потом он увидел ее на лекции и понял, что они будут учиться на одном курсе. Однако отношения возобновить Лёня не пытался. Уязвленная гордость говорила в нем. И так бы они прожили несколько лет параллельно, не соприкасаясь, а затем разошлись в разные стороны, если бы в начале третьего курса на картошке…
