Участь смертных - страница 11



Ловушки

В первый раз попался в окружение лютой зимой, когда уставший, голодный, замерзший, едва волочил ноги по обледеневшему насту снега. Одежда из чудесной мягчайшей шерсти в условиях подлинной зимы оказалась бесполезной; высокие сапоги хороши были скользить над землей, однако все изодрались о корку льда.

Никогда не думал, что так выживают. До недавнего времени и слова-то такого не знал: выживание.

Лес шептался недобро, казался чужим и не принимал его больше. Скрылся, затаился, как выжидал, чем закончится этот путь. Разбегались цепочки следов, по которым человек легко определял их хозяев. Только вот встреч с ними хотел бы сейчас избежать.

Ноги растапливали снег и проваливались. Конечности жгло ледяным огнем онемения.

Привалился к забеленному дубу, сполз по коре вниз, на снег. Сжал кулаки и сунул под мышки в попытке их согреть. Над головой свисали с веток целые сугробы; казалось, тронь их – и путник исчезнет бесследно под белой горой.

И что мне делать, подумал отрешенно. Судя по ощущениям, имел все шансы замерзнуть здесь же. Руки медленно покрывались синевой.

Волчий вой застал его врасплох; подскочил, озираясь. Потерял бдительность, что было непростительно, в то время как стая подобралась совсем близко.

Ноги человека не спасли бы.

От трех волков убегал уже олень, крупное благородное животное, сбивая мощными рогами комья снега с кустарников, с низко клонившихся хрустальных ветвей. За ним взлетали сверкающие мерзлые фонтаны, осыпая иглами хищников, жадных до теплой крови.

Олень дрожал, заглядывая назад. Он задыхался. Слезящиеся глаза не разбирали дороги.

Зацепился за толстый сук, рванулся вбок. Резкой болью взорвался череп.

Упал на передние колени, на миг ослепнув.

Смерть дышала ему в спину, чуял ее так остро. Ее близость гнала подниматься; копыта заскользили.

Чуть поодаль послышалось ржание лошади. И голоса. Людские.

Беглец рухнул, не находя сил более, морда пригнулась к земле. Белые облачка дыхания со свистом вырывались из ноздрей.

Прикрыл удивительные для животного глаза, яркую зелень весны. Готов ли?

Услышал детский смех, сварливую отповедь старших; в этом царстве льда прозвучали голоса двух мужчин. Притихли волки. Ушли или затаились – ничем себя не выдали.

Олень перевел дух. До нервно трепетавших ушей донесся радостный возглас своих спасителей, заметивших тушу на снегу. Рога, завопили они.

Животное продолжило гонку.

* * *

Второй раз был попросту неосторожен, хотя уже должен был поумнеть. Жара стояла невыносимая, короткую шерсть облепили мухи, разъедая шкуру до гноящихся язв. Язык распух в пасти, вот-вот вывалится.

Не раз мелькала мысль, что ловушки будут преследовать его остаток жалкой жизни. То ногу подвернет в яме, то рогами зацепится, шею потянет. Возможно, в облике человека было бы проще выжить, только леса покидать опасался. На людей и их повадки насмотрелся вдоволь, а животные оставались понятными и простыми.

Пить хотелось безумно, понадеялся на покой леса, хоть и знаком был с его фальшью. Вышел к озеру, к воде. Мотнул головой, фыркнул, готовый бежать при малейшем шорохе.

Было тихо. Тогда рискнул, подошел к самому берегу, сунул морду в воду, млея от удовольствия.

Скрип, треск ветки; зверь насторожился, весь подобрался. Мгновение размышлял, в воду нырять или скрываться по суше. Побежал по берегу, подозрительно тихому. Может, и зря сорвался, думал, всего лишь птицы резвятся в ветвях.