Аксель застыл в недоумении. Подойти значило принять навязанные правила, разбираться в них и потом не нарушать. Не подойти значило сделать неприятно Робу, его товарищу по математическому кружку и бывшему вождю племени.
– Идём же! Будет весело. Засадим всех разбойников в тюрягу, станем их пытать…
– С этого и надо было начинать общение, герр Аллен, – на полном серьёзе ответил Аксель, подходя к группе подростков у пруда. – Устроим дикие пытки, о которых «разбойники» будут вспоминать до пенсии.
Робу слегка стало не по себе, но он быстро пришёл норму, решив, что Аксель, наверное, шутит.
Последний день лета выдался на редкость удачным: осталось только Кристину и Фила пристроить, и веселиться будут абсолютно все. Собравшаяся в беседке компашка уже в который раз хором исполняла под гитару одну и ту же песню. Удивительно, что она была на русском, которым владели только трое учеников Школы…
Это и должен быть день, который бы все вспоминали весь год с теплом. Так же, как бы вспоминали свой дом. Родной дом…
Вдруг идиллия Роба начала трещать по швам, едва он заметил посторонних подростков, заходящих во двор Дормваса через центральные арочные ворота. Посторонних, но до боли знакомых…
Не только Роб – многие ученики с беспокойством разглядывали незваных гостей. Пара отчаянных подростков схватили тяжёлые предметы, готовясь к драке, потому что во двор пожаловали ученики Тёмной школы.
– Ну вот мы вас и нашли, крысёныши, – противным фальцетом тщеславного триумфатора громко объявил Тадеуш, встав ногой на декоративный булыжник садовой дорожки. Теперь уже все, кто праздновал последний день лета, обернулись на голос и тоже настороженно схватили первое попавшееся оружие. – Долго же мы вас искали… Очень долго. Но нашли. И теперь… Для вас спокойных каникул больше не будет. Никогда!
Словно подтверждая его слова, плечистые ребята, стоящие за спиной вождя, сложили руки крест-накрест и злобно, по-собачьи, оскалились. С Тадеушем пришла дюжина учеников. Слишком мало, чтобы драться с целой Школой, но слишком много, чтобы произнести спич и уйти. Назревало нечто нехорошее…
– Сейчас же не идёт Турнир. Никто не считает очки. Зачем вам это? – подала голос Машка, разглядывая в сумерках тощую фигуру Тадеуша, пытаясь понять, откуда в нём столько злости.
– А это ты часом не помнишь, бомжонок? – вышел из толпы Сенька, заговорив по-русски. Палец на левой руке указывал на ухо со шрамом.
Машка, конечно, помнила…
– Мы ненавидим вас!
Кто это сказал первым, никто из учеников Школы не заметил. Но слова эхом повторялись всеми Тёмными, скандировались, словно боевой клич футбольных фанатов.
– Мы ненавидим вас! Мы ненавидим вас! Мы ненавидим вас!
Под звуки клича они стали разрушать всё, что попадалось под руку: опрокидывали скамейки и мангал, топтали клумбы, скидывали мусор в пруд, сбивали миниатюрные статуэтки вдоль дорожек. Биржан, красный от злости, когда у него вырвали из рук гитару, чтобы порвать струны, сжал кулаки для удара.
– Только тронь меня – и встретимся в Суде, – заявил Децл, Юркин знакомый по детдому.
Юрка только диву давался, как поменялись приоритеты крутого пацана. Раньше за такое он всех и каждого звал стукачами, а сейчас, видимо, времена иные пришли…
– Ты, тварь, гитару испортил!
– Это же мелочи… – усмехнулся Децл. – Впрочем, ты сходи, заявление накатай. Может, примут. Вот только не докажешь ты ничего. Мы-то сегодня весь день занимались у мэтра Корбиниана.
