Надежды мои оправдались, я распрощался с Любочкой, заверил её в нашей скорой встрече. Синеглазка сунула мне в руку бумажку с адресом и растворилась в летнем дне. Я выдохнул, прикидывая, чем заняться. Перво-наперво нужно посмотреть, как называется деревня или село, куда распределили моего идейного комсомольца.
Но всё оказалось куда как проще. Когда я задумчиво рассматривал зал ожидания, высматривая свободное место где-нибудь в тихом углу, заметил мужичонку в возрасте в куцем пиджаке с короткими рукавами, в картузе с пластиковым козырьком, в сапогах и солдатских штанах. Но не это привлекло моё внимание.
Низкорослый мужичок переминался с ноги на ногу и теребил в руках картонку. Дядька нервно оглядывал пассажиров, крутил головой. Видно, с непривычки. На его тощей шее красовался широкий жёлтый галстук в крупный чёрный горох. Время от времени мужик подсовывал под ворот заскорузлый палец и оттягивал туго завязанный узел.
Я улыбнулся, мазнув по бедняге взглядом, и отвернулся. Но тут же нахмурился. Точно, не показалось. На картонке химическим карандашом кто-то старательно вывел теперь уже моё имя «Егор Зверев». Ого, да пацана, похоже, встречают. Ну, тем лучше для меня, не придётся искать транспорт.
– Здорово, отец, – широко улыбнулся я, вырастая пред мужичком в галстуке.
– Здорово, коли не шутишь. Чего надо? – дядька не ответил на улыбку, окинул меня подозрительным взглядом.
– Да вот прибыл я. Принимайте.
– Кого? – удивился мужичок.
– Егора Зверева.
– Да где ж он? Ты его знаешь? Так покажи, сделай милость, торчу тут как дурак с мытой шеей, никакой мочи уже нет эту удавку терпеть, – взмолился дядька и сильнее закрутил головой.
– Да вот он я, стою перед тобой, отец. Я и есть Егор Зверев.
– Ох, ты, поди ж ты, здоровый ить какой!
Дядька аж присел от избытка эмоций, хлопнул картонкой себя по коленке.
– Ну, пойдём, Егор Зверев, коли не шутишь. А то документ покажь! – хитро прищурился на меня.
– Можно и документ, – покладисто согласился я, достал паспорт пацана и показал недоверчивому встречающему.
– Егор Зверев. Похож, похож. Ну пошли, что ли, Егорка.
– куда?
– Дык в машину. И с ветерком до Жеребцово. Эх, прокачу, – мужичок довольно улыбнулся щербатым ртом. – Бывал у нас-то?
– Нет, в первый раз.
Я подхватил свои пожитки и зашагал за дядькой.
– Как звать-то тебя, дядь?
– От садовая голова. Так Митрич я. Василь Митрич. Можешь Митричем звать, или дядь Васей. Митричем привычней, – чуть подумав, уточнил мужичок.
– Ну, Митрич так Митрич, – согласился я. – Вот и познакомились. – Где машина-то?
– Да вон она, родимая! – гордо сказал Митрич и махнул рукой.
– Ох, и ничего себе! – искренне восхитился я.
Передо мной стояла светло-голубая «Победа» седан. Знаменитый ГАЗ-М–20. Раритет, но как новенький. «М-да, вот такой временной парадокс, однако», – хмыкнул про себя, любуясь покатым багажником и передом с внушительной горбинкой.
По слухам, «Победу» хотели назвать «Родиной». Но вроде как Сталин, когда ему презентовали модель и название, поинтересовался у директора автозавода, мол, почём Родину продавать будем? По мне, так это всего лишь красивая легенда. Но как знать.
– Залазь, – приказал дядя Вася. – Нам тут недалече.
Я любовно погладил крыло и забрался в салон автомобиля.
«Недалеко – это хорошо. Значит, и впрямь не Тмутаракань, – мелькнула мысль. – К чему тогда эти страдания? Новосибирск – областной центр. Не в тайгу ж Егорку услали, все близко к цивилизации».
