Колька не видит – едет дальше. Вот страху то было, включила фары. С ужасом смотрю, как Колькин трактор уходит от меня всё дальше. Ой! Аж передёрнуло, как вспомнила! Глядь, и у него задние фары над кабиной вспыхнули, возвращается… Выскочила ему навстречу:
– Коленька! Вернулся! А я думала…
– Что ты думала?! Что брошу тебя?! Эх ты! Давай теперь вместе думать, как быть. До совхоза нам не добраться… Надо найти околок, заехать с подветренной стороны. Солярки у нас немного есть. Нарубим веток, разожгём костёр. Ночь продержимся. Замёрзла?
– Я в пимах.
– Ну и хорошо, что в пимах.
Залезла я в его кабину. Поехали. Уж и время потеряли. Думали только о том, чтоб не застрять, да двигатель не заглох. Вот уже густые сумерки, где его искать – околок? И вдруг, прямо перед нами тень. Только на миг, и опять исчезло всё.
– Коля! – кричу. – Околок! Сверни направо!
– Не вижу я никакого околка!
Но свернул. И правда! Выехали как раз на опушку, а потом и в самый лес. А там благодать: бурана почти не чувствуется, только над вершинами ревёт, снег оттуда отвесно на нас сыплется. Наломали веток, насобирали бурелома, полили соляркой, подожгли. Тепло стало. Руки к огню тянем, пимы скинули, ноги отогреваем.
– Сколько времени? – спрашиваю.
Знала, что у него часы есть.
– Да времени, – говорит, всего полвосьмого. А есть-то с собой ничего не взяли! Жрать хочется, сил нет!
А у меня ещё со вчерашнего дня кусок хлеба в сумке лежал, не съела его. Поели хлеба. Я опять спрашиваю: «Сколько времени?» А прошло всего полчаса. А когда в следующий раз спросила, он раздражённо ответил:
– Сколько раз ты ещё спрашивать собираешься? Хорошо, если этот буран через сутки утихнет! А если через трое, как у нас обычно бывает? И никто не знает, где мы, да и мы сами не знаем! Ладно, не унывай, пойдём хворост искать. Эх, я растяпа, и топора-то не взял!
Пошли в глубь леса. Уже и не видать ничего. Опять ужас меня пробрал – вдруг не найдём веток для костра?! Замёрзнем. И как-нибудь летом пойдут люди по грибы, и наткнутся на трактор. Удивятся: «Откуда в такой глуши трактор?» Зайдут в этот околок и увидят наши скелеты.
Набрали хвороста. А Николай говорит:
– Давай берёзу подожгём, вдруг кто-нибудь огонь увидит!
– Ну давай.
Нашли подходящую берёзу, разложили вокруг хворост, облили остатками солярки, подожгли. Задымила она, зачадила, вроде разгорелась. Огонь начал подниматься, но не получилось, как Колька задумал – ветром сбивает. И тепла от такого огня немного. Чтобы согреться, надо рядом стоять. А сверху искры сыпятся.
– Пойду, – говорю, – Коля, ещё топлива поищу на ночь. Потухнет огонь, не разожжём – солярка-то кончилась.
– Ну иди.
Далеко ушла, на другой край леса. Сзади всполохи от нашего костра, и вдруг сквозь деревья и снег другой всполох, не красный, не от огня, а белый, как летняя зарница. И снова всё погрузилось в темноту. Пришла и говорю Николаю:
– Вроде я какой-то свет видела, словно зарница вспыхнула.
– Ну какая зарница?! Разве зимой бывают зарницы?! Блазнится тебе.
Села у костра, а меня назад тянет, спрашиваю:
– Сколько времени?
Колька говорит:
– Около девяти.
– Пойду, ещё раз посмотрю.
Побежала я назад сквозь лес, смотрю, а там не всполохи, не зарница, а будто фары по небу шарят. Я со всех ног назад.
– Коля! Коля! – кричу. – Идём быстрей! Едет кто-то!
Пошёл за мной.
– И правда, – говорит, – фары.
А я как заору:
– Трактор! Коля, трактор! Слышишь?!
