– Двери захлопнешь, – кричу вслед, но этот гад не собирается уходить – он просто решил воспользоваться моим советом и принять душ.
Пока Кирилл остужает пыл в ванной комнате, я за обе щеки лопаю яичницу, довольно причмокивая. Вкусно-то как! А когда мы были женаты этот гад ни разу не готовил, впрочем, тогда мне было пофиг, но сейчас… Когда мужчина с кухней на «ты» – это круто!
Я успеваю съесть весь завтрак и даже облизать тарелку, пока никто не видит, как вдруг раздаётся стук в дверь. Пялюсь на часы. Одиннадцать утра. Суббота. А значит…
– Раскудрить твою черешню! – выкрикиваю и, подскочив с кровати, беру курс в коридор.
Останавливаюсь под дверью ванной комнаты, стучу тихо-тихо:
– Кирюша, там такое дело… Посиди в ванной, пока мама не уйдёт.
– Елена Сергеевна?
– Нет, Петр Павлович.
Дверь открывается. Орлов пытается просунуться в дверной проем, но я держу оборону ногой – не пролезет.
– Не понял.
– Орлов, да блин… Ну не тупи. Конечно, моя мама! Она у меня одна, если забыл.
– Любимую тещу. Любить. Нельзя. Забыть.
– Без шуток, Орлов! – выставляю указательный палец, будто строгий учитель. – Иначе будешь наказан.
– Сонь, а я что-то не понял. Ты меня стесняешься?
Закатываю глаза. Спокойно, Мартынова, дыши глубже…
– А ты как думаешь?
В ответ Орлов пожимает плечами, и я толкаю его обратно в ванную комнату, а затем спешу открыть входную дверь.
Делаю глубокий вдох, поворачиваю замок против часовой стрелки и…
– София, ты почему так долго не открывала? – мама хмурит лоб, сканирует меня с головы до ног, будто рентгеновский луч и недовольно качает головой: – только не говори, что этот козляра опять протирает дырки на кошерном матрасе, который мы с папой тебе подарили на восьмое марта!
5. Глава 5 - Цыц, моя радость
Мама ходит туда-сюда, точно маятник в кабинете психолога. Я наблюдаю за ней со стороны, в спешке надевая домашние шорты и майку. Остановившись напротив кровати, Елена Сергеевна с брезгливой миной на лице берет в руки пустую тарелку и разглядывает ее со всех сторон, будто ревизор из знаменитой телепередачи.
– Ты снова облизывала тарелку? – щурится, царапает ногтем засохший желток, нюхает. – Жареная яичница, – закатывает глаза.
– Ма…
– Не мамкай, София! Это что такое? Почему мы питаемся этим?
Снова брезгливая моська и громкое “фыр-фыр”.
– София, ты же взрослая девочка. Сколько можно тебя учить?
Бла-бла-бла, парам-пам-пам!
Слушаю, точнее, делаю вид. Мама всегда читает нотации о здоровом питании, мол, в моем возрасте неправильное питание – непростительная роскошь: целлюлит на бедрах и апельсиновая корка на попе.
– Все сказала? – пытаюсь прервать словесный водопад, но тщетно.
Мама вошла в азарт и, святые помидоры, пошлите мне грамм терпения!
– Ты замуж хочешь? – риторический вопрос, но я отвечаю: “Нет!”. – А придется! София, я свою ягодку растила целых двадцать семь лет не для того, чтобы она была одинокой женщиной с тридцатью тремя кошками.
– Ма-ма!
– Цыц, моя радость! – шикает мама. – Слушай свою маму внимательно и помолчи хоть одну минуту.
– Да я это… – мама устремляет строгий взгляд в мою сторону, и я надуваю щеки как хомяк, мол, всё – могила, молчу, набрав в рот воды.
– Значит, так, – громкий вздох. – Квартиру убрать. Постель поменять, – тянется рукой к простыне, отодвигает ее в сторону и, япона ж бабушка, там… Серебристый квадратик фольги.
Немая сцена без слов. Я молчу, мама – тоже, а в коридоре чихает этот гад, чтоб его обложили налогами со всех сторон!
