Во сне Женька часто возвращался в тот день, когда Альма, овчарка соседки тети Клавы, ощенилась. Ему тогда лет пять было, и он с трудом дотянулся и заглянул за деревянную перегородку вольера.
Мама взяла с него слово не клянчить щенка. Потому что, во-первых, они породистые и ужасно дорогие, а во-вторых, Женька сам еще маленький. Вот когда он подрастет и когда у них будет свой дом, а не крохотная однокомнатная квартирка, тогда…
Из вольера пахло чем-то сладковато-теплым, нежным.
– Мам, чем это пахнет таким вкусным от щенят?
– Скажешь тоже, Жень, вкусным. – Мама улыбнулась и принюхалась: – Не знаю, может, опилками и молоком?
Женька торопился к магазину на Цветочной.
Мама обнаружила, что закончилась соль.
В Москве послала бы его этажом выше к хозяйственной тете Клаве – у нее всегда все было. Но на новом месте они еще ни с кем из соседей не успели познакомиться.
Дорогу он уже выучил – пару раз ходил то за молоком, то за хлебом.
Сейчас проскочит по Спортивной мимо небольшой площадки – там мальчишки с утра до ночи пинали мяч – и свернет на Цветочную.
Тяжелый мяч прилетел откуда-то с неба и обрушился на бритую макушку Женьки с такой силой, что в глазах потемнело. Он шлепнулся на задницу самым позорным образом и ошарашенно затряс головой, чтобы прийти в себя.
Какие-то длинные тени загородили от него солнце.
– Слышь, мелюзга, у тебя что, руки не из того места растут, мяч подать не можешь? – проговорила ломким фальцетом одна из теней.
И мяч уже не так сильно, но больно ударил Женьке в лицо. Рот наполнился солоноватой жижей.
– Гляди, у него сопли потекли, – хихикнула вторая тень. – Платочек мама положила в кармашек, а, хлюпик?
– Да ладно, ребя, пошли, играть охота, – гнусаво проныл кто-то третий, шмыгнув носом.
– Нет, подожди, – возразил фальцет. – Он нам десятку должен за простой. А ну, выверни-ка ему карманцы, Гнус.
– А что все я-то, – прогнусавил заложенный нос.
Но сделал, что велели. И Женька почувствовал, как кто-то ощупывает его карманы. Забряцала мелочь, выданная мамой на магазин.
– Да он нищеброд – одна мелочь, – презрительно проворчал Гнус и ссыпал монеты назад в карман Женькиной рубашки.
– Ну, значит, будешь нам должен, – изрек Фальцет. – Пошли, ребя!
Тени растаяли, словно их сдул порыв ветра.
Женька поднялся на ноги и, не глядя в сторону спортивной площадки, шмыгая носом и отплевываясь кровью, поплелся в магазин.
Почему-то он чувствовал нестерпимый стыд, как будто сделал какую-то гадость. Стыдно было, что он такой слабак.
Хорошее настроение растворилось, словно мираж.
