– Нет, нет! Не надо! – вмешался Белояр. – Мы и так уж в неоплатном пред вами долгу. Мы уж как-нибудь сами…
– Да о чём речь! – радостно воскликнула Леля. – Мара, Белояр, мы обязательно поможем вам!
– Но, Илей, – начал Белояр, – ведь тебе может понадобиться моя помощь! Я не могу оставить тебя теперь, когда дело твоё не завершено. Ведь ты друг мне! Я тебе обязан…
– Я справлюсь сам, – ответил Илей. – И потом ты ничем мне не обязан. А, вот, ей, – он кивнул на Мару, – обязан. Она столько всего перенесла ради тебя. Так не томи её больше! Я прошу тебя, друг Белояр, возьми свою невесту, и летите на землю!
– Решено! Так и будет! – поддержала Леля.
– Ишь ты, добрая какая! Как же ты собираешься помочь? Или ты полагаешь прокатить их по воздуху на наших лебяжьих шеях? – фыркнула Жива.
– Не обращайте на неё внимания. Она сегодня не в духе и боится гнева отца. Она добрая, правда! – залопотала Леля. – Не беспокойся, сестра, твоей лебяжьей шее ничего не угрожает. Я всё сделаю сама!
– Тогда, пожалуйста!
Леля вынула небольшой платок и расстелила его на земле.
– А теперь, приготовьтесь! – подмигнула она.
Первый раз хлопнула в ладоши Леля – и посреди платка возник маленький ларчик, второй раз хлопнула – и Мара с Белояром сделались крошечными, как лилипуты, третий раз хлопнула – и они очутились в ларчике, а на четвёртый ларчик захлопнулся, а платок плотно обернул его. Леля подняла ларчик и спрятала в свои одежды.
– Прежде чем вернуться на Ирий, я слечу на землю и верну им прежний их рост, – улыбнулась она.
– Экая ты кудесница, дочка! – восхитился Велес. – Таких чудес ни одна ведьма не сотворит, только ты можешь!
– Спасибо, дядя! Будь счастлив, милый мой Илей! А нам с сестрою пора! Прощай! – тихо сказала Леля, и опять сёстры обратились в лебедей и взмыли ввысь, и вскоре растворились в ней.
– Э-хе-хе, – крякнул Велес. – Значит, пира не будет… Ну, ничего! Сейчас оживим твою девочку, и уж тогда отметим!
– Поспешим же к ней! – предложил Илей и первым направился, к покачивающейся на волнах лодке.
Лиловое небо было рассвечено жёлтыми бликами, по поляне снова кружились прекрасные полупрозрачные девушки и юноши. Они танцевали вальс, и изящная Котошиха, лёжа на ветви сосны, играла им на велесовой свирели, помахивая своим пушистым хвостом, томно прикрыв жёлтые глаза. Это была купальская ночь, ночь, предшествующая дню Ивана Купалы. Ровно в полночь посреди поляны вырос необыкновенно высокий и пушистый папоротник, в листве которого раскрылся огромный белый цветок, источавший волшебный аромат. На этот аромат из леса стали выходить звери и тут же, на этой поляне, обращаться в людей, какими были они при жизни. Многие знали друг друга, обнимались и вспоминали прошлое. Иные пускались в пляс. Ярко горели разведённые костры. И ожившие на одну лишь ночь люди, надевая венки из полевых цветов, прыгали через них. Чей-то необычайно чистый и ясный голос завёл песню:
Лиловые дали мерцают над нами,
А нас обжигает холодное пламя…
Кто любит, тот знает, всю истину мира,
Её не отдаст он за груды сапфиров.
Рипейские горы вольны с небом спорить.
А мы рождены, чтобы не прекословить.
Но только рабы знают цену свободе
Загадку её шепчут боги природе.
И нищему лишь чёрствый хлеб будет сладок,
И только в разрухе желанен порядок,
Отвергнутый знает всю силу любви,
А слава всегда создана на крови…
Кто знает, что будет? Загадка – судьба.
