– Вероника, но я же думал, что ты ждёшь только меня. А тут Гуманоид ваш откуда ни возьмись… – сказал он.
– Богдан… – замялась Вероника. – Он хоть откуда ни возьмись, но выгнали-то именно его. И он действительно в тапочках… И в пижамке поверх одежды… Как ему там, в подъезде?
Богдан не хотел ссориться, тем более в праздник, да ещё из-за какого-то комического Гуманоида.
– Ну, Вероника… И что из этого? Мы ведь не часто бываем с тобой совсем одни… – проговорил он и предложил: – Давай забудем про всю эту глупость…
– Тебе глупость, а человек на лестничной площадке. В дедушкиных тапочках замерзает…
– Нечего ему было к тебе приходить. У тебя же не с ним было свидание назначено, – резонно заметил Богдан и добавил: – Ну ничего, побегает Гуманоид по подъезду, на батареях погреется… А потом мы его впустим и отдадим ему его ботинки. Зачем они нам?
– А вдруг он на улицу убежит?
Богдан усмехнулся, приглядываясь к торту:
– Ну не такой же он дурачок – на улицу идти? Нет. Всё с твоим другом Гуманоидом будет хорошо.
– Ага…
– Ну, ладно, всё… – Богдан решительно уселся за стол. – Свечи, торт… Вероника, ты в самом деле ждала меня! Так приятно!
Но добрая девочка Вероника сейчас не думала о том, кого она пригласила к себе отмечать Восьмое марта. Мысли её были заняты бедным страдальцем в полосатой пижаме…
Нет, решила Вероника, так нельзя. А если она когда-нибудь сделает то, что Богданчику не понравится? Что ж это он – возьмёт и её точно так же выгонит, как сейчас Антошу Мыльченко?..
– Богдан, погоди садиться за стол, – твёрдо сказала Вероника. – Нужно пойти и вернуть Мыльченко из подъезда. Хотя бы за тем, чтобы он свои ботинки забрал. И шапку. А ещё надо извиниться перед ним – и пусть он потом домой идёт. Так что давай, иди в подъезд и позови его.
Богдану, признаться, и самому было как-то не по себе от того, что он Гуманоида выставил. С одной стороны, он повёл себя как решительный мужчина, а с другой… Ну жалко же дурачка… К тому же Вероника говорила весьма сурово и требовательно.
– А может, давай ему просто позвоним – и скажем, что пусть заходит за вещами? – предложил он.
– Нет, – ответила Вероника, – я номера его мобильного не знаю. И никогда не интересовалась.
– А, ну, ладно, – вздохнул Богдан, поднимаясь со стула. – Пойду найду я этого Гуманоида, всучу ему его шапку, штиблеты. Но чтобы духу его здесь не было!
– Давай, давай скорее! – Вероника бросилась к двери и распахнула её. – Веди его сюда!
Богдан понёсся в подъезд. Минут пять Вероника ждала его…
– Ну? Что вы там? – нетерпеливо воскликнула она, едва входная дверь снова распахнулась.
– Нету Гуманоида нигде, – понуро ответил раскрасневшийся от беготни по лестницам Богдан. – Я весь подъезд обежал, на улицу даже выскочил – нет его ни возле дома, ни во дворе…
Вероника представила, как холодно, сыро и снежно сейчас на улице.
– Ты жестокий, ты злой человек, Богдан! – воскликнула она и топнула ногой. – Разве можно так поступать с людьми? Из-за тебя Мыльченко пропал! Ты его выгнал, выгнал, а это подло! Не хочу тебя видеть!
С этими словами она повернулась на каблучках лаковых туфелек, убежала в комнату и, сложив руки бубликом, уселась на диван.
– Вероника, ну а как же быть-то… – начал Богдан, несмело подходя к ней и растерянно разводя руками.
– Никакой Вероники! За это я знать тебя даже не хочу.
И тут Богдан не выдержал. В конце концов – или он, или Гуманоид! Да что же это такое!
