– Да, прекраснейшая красота, это он, – подтвердил чей-то голос.
Мимо спящих людей по аллее сфинксов быстрым шагом прошел человек в одежде жреца. От этого движения девушка открыла глаза и огляделась вокруг.
– Отец, промолвила она, осторожно трогая крестьянина за плечо. – Уже утро, скоро праздник.
– Нет, доченька, до праздника еще есть время. Видишь, люди еще не проснулись и жрецов нет.
В ответ девушка поднялась и пошла вдоль священной аллеи, с большим интересом разглядывая статуи сфинксов. Все ей было любопытно, она не могла дождаться того момента, когда увидит праздник, говорящую статую и, конечно же, фараона.
– Отец, а он похож на сфинкса? – громко спросила девушка и рассмеялась.
Амонхотеп IV открыл глаза и посмотрел на небо, раскрашенное розовой краской восходящего солнца Хепри. На миг ему почудился легкий девичий смех, словно шевельнувший прозрачную ткань занавески на окне. Фараон погрузился в какие-то мечты, и от этого лицо его расцветила счастливая улыбка, неожиданно изменившая лик властителя и сделавшая его прекрасным. Фараон опять закрыл глаза.
В храме Амона-Ра вокруг верховного жреца собрались служители культа великого бога солнца.
– Почему я не вижу здесь нашего мудрейшего? – строго осведомился Такенс, скользнув взглядом по лицам присутствующих.
– Хануахет болен, – ответил один из жрецов.
– Он прикован к постели, – подхватил другой.
– Наверное, вскоре он перейдет к богам, – с деланной грустью закончил третий.
– Хануахет и вправду так болен? – верховный поднял одну бровь.
– О, мудрый Такенс, я сам видел, как немощно его тело… – проговорил Брохут.
– Прекрасно, – спокойно промолвил верховный. – Это даже лучше, чем если бы он спорил тут с нами, давая советы или грозя немилостью бога нашего Амона-Ра.
– Хануахет давно выжил из ума, – поспешил поддакнуть Брохут.
– Не сказал бы, – после паузы заявил верховный, жестко глядя в глаза собеседнику. – Только в последний год он стал слишком много вмешиваться не в свои дела.
– Я это и хотел сказать, – промямлил тот.
– Итак, сегодня мы обойдемся без Хануахета. Вы помните, что нам суждено сделать нынче утром?
– Да, – почти шепотом отозвались жрецы.
– Помните: этот праздник должен дать нам отныне и навсегда неограниченную власть над фараоном и над Обеими Землями Нембаатра. Царицей будет объявлена самая достойная, самая прекрасная девушка Египта, дочь честного человека… Как решили вы, мудрейшие, – верховный посмотрел на жрецов. – Моя дочь…
А в это же самое время во мраке подземелья старый жрец стоял у жертвенника, перед которым горел факел, и, казалось, дыхания не было в тщедушном теле Хануахета. Его взор был устремлен вперед, руки обращены ладонями вверх. Вдруг едва различимая искра пробежала параллельно ладоням на уровне лба старика. Затем это повторилось, и в глухом помещении раздался низкий раскатистый голос, такой же, как тогда, во время встречи с Амонхотепом.
– Ха-ну-а-хе-э-эт, – вещал кто-то таким образом, что, казалось, будто сотрясаются стены. – Я здесь, я говорю с тобой.
Пламя факела дергалось в разные стороны, загасая и вспыхивая вновь, яростно треща, как под порывами ветра.
– О, великий! – заговорил жрец. – Ты обещал Египту благоденствия и процветания. Ты послал нашей земле Амонхотепа, человека, которому суждено поколебать веру нечестивцев, предавших бога; ты открыл ему страшную тайну, показав ту, что послана тобой на землю, где ему суждено быть фараоном. Но не ей дано право быть названной великой царицей Обеих Земель.
