Угол покоя - страница 42
Вот он, этот кувшин, на моем подоконнике девяносто с лишним лет спустя, без единой щербинки. Веер и зонтик быстро пришли в негодность, циновка дожила до Ледвилла и своей кончиной навела печаль, кувшин же прошел невредимым через три наши поколения, как и нож, револьвер и шпоры. Не худший набор талисманов, знаменующий начало совместного быта моих деда и бабки.
Она была тронута. Как и двор с бороздами от грабель, как и новая краска, как и несуразные мужские атрибуты в проеме, подарки подтверждали: он – то самое, чем она его считала. И все же одно маленькое сомненьице сидело в мозгу, как колючка в шерсти. Тихим голосом она промолвила:
– Ты меня избалуешь.
– Очень надеюсь.
Вошла Лиззи – в одной руке вещи, другой подхватила ребенка.
– Туда, через кухню, – сказал Оливер. – Ваша кровать застелена. А для Джорджи ящик с подушкой внутри, лучше ничего не нашлось.
– Очень хорошо, благодарствую, – сказала Лиззи и безмятежно прошла в комнату.
Добрый. Несомненно. И энергичный. Минута – и он уже разводил огонь, чтобы Сюзан могла умыться теплой водой. Потом сказал, что ему надо к мамаше Фолл по одному небольшому делу, и, не успела она спросить, по какому, спустился с веранды и ушел.
Сюзан сняла дорожное платье и умылась в раковине за дверью кухни. Поглядев вниз, увидела верхи кустов незнакомого вида, крутой горный скат, утыканный редкими пучками рыжей травы. Заглянув за пристройку с комнатой Лиззи, туда, где гора вздымалась вверх, заметила среди леса экзотические деревья с красноватой корой, ощутила пряные запахи шалфея и калифорнийского лавра. Другой мир. Она аккуратно вылила воду и вошла в дом, где Лиззи резала круглый хлеб, который отыскала в кладовке. Даже хлеб тут был необычный.
– Как вам тут, Лиззи? Понравилась комната?
– Да, славная.
– Вы всё таким себе воображали?
– А я и не воображала ничего почти.
– А я очень даже, – сказала Сюзан. – Но тут все по‑другому.
Она заглянула в комнату Лиззи, там было чисто и голо, и вышла через столовую, где на столе были разложены подарки от Оливера и на кувшине красовалась надпись: “Пей вволю, Томасита”. На веранде села в гамак и стала смотреть поверх зелени и золота горы, думая: как странно, как странно.
На дороге заскрипели камешки, и показался Оливер с огромным черным псом. Подойдя, велел ему сесть перед гамаком.
– Это Чужак. Мы думаем, он наполовину лабрадор, наполовину сенбернар. Ему кажется, что он мой, но он ошибается. Отныне он гуляет только с тобой. Подай лапу, Чужак.
С великим достоинством Чужак подал лапу, похожую на полено, сначала Оливеру – тот ее оттолкнул, – а затем Сюзан. Он позволил ей погладить себя по голове.
– Чужак? – переспросила Сюзан. – Это твое имя – Чужак? Неправильное имя. Ведь ты здешний. Это я тут чужачка.
Оливер вошел в дом и вернулся с куском хлеба с маслом.
– Дай ему своей рукой. И сама все время его корми, он тогда к тебе привяжется.
– Но он твой, он к тебе привязан, – сказала Сюзан. – Смотри, как он следит за каждым твоим движением.
– Это не важно, он должен стать твоим. Вот для чего он у нас: чтобы тебя охранять. Будет отлынивать – сделаю из него половик. Слыхал, ты?
Пес повел глазами и повернул голову назад, не отрывая зад от пола.
– Ну, Чужак, – сказала Сюзан и отломила кусок хлеба. Песьи глаза крутанулись обратно и уставились на хлеб. Она кинула кусок, он схватил его на лету и оглушительно чавкнул, чем заставил обоих рассмеяться. Поверх его широкой черной головы Сюзан взглянула Оливеру в глаза. – Ты меня точно избалуешь.