Супруг всегда отвечал ей, потому что был в её сердце. Он жил там, ему там было тепло и уютно. Такое положение вещей устраивало обоих, жизнь продолжалась.
Очки купить в тот день не удалось.
– Сегодня уже все разобрали. Завтра отложу вам на плюс один семьдесят пять, – добрым словом отозвалась продавщица.
– Благодарю сердечно! В понедельник зайти не смогу, родительское собрание. Забегу во вторник.
Дорога до парка стягивала мысли в тугой пучок. Северный ветер вперемешку со снегом старался забраться в её тепло, охладить сердце, посеять тревогу о возвращении домой без порции свежих размышлений. Шаги, как мысли, не думай о холоде. – И вот уже берёзки. Сестрички дорогие, они всегда ждали её, всегда приветливо встречали.
Фотиния перешла дорогу и зашла в парк. Она дома. С некоторых пор ощущение дома появлялось здесь, рядом с храмом Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Только прихожанка ступала на парковую дорожку, как мысли сами собой обращались к Богу, а глаза поднимались в небо, словно ища родительской заботы. Молитва шла из сердца, свободная и чистая, похожая на неповторимо белый святочный день.
– Здравствуйте, мои хорошие. Соскучились? Я по вам – очень. Красавицы мои, берёзоньки, в любое время года я с вами. Вы и есть моя родина, островки правды, покоя, простоты. Ей казалось, она знает каждую, что у каждой свой характер, своя судьба, своя песня. Песня была, но Фотиния слышала её только в особые дни, когда душа затихала, наполняясь светом.
Сегодня её размышления были об уголёчках. Фотиния напряжённо искала образ будущей книги. Итак, уголёчки. Что-то горячее, раскалённое докрасна, какое-то открытие, пришедшее в душу с верой. То, что в одних руках долго не удержишь, потому что дано для всех. То, что нужно отдать, непременно отдать другим для тепла, для радости, а может быть, для спасения?
Шаги-мысли привели её на главную аллею парка, взгляд скользнул по привычному виду, и вдруг она замерла. С обеих сторон на стелах «горели» списки кировчан, героев Великой Отечественной войны. Здесь были имена Героев Советского Союза и полных кавалеров Ордена Славы, всего более двухсот имён героев, её земляков. Она поняла сразу, что все сейчас были с ней, на этой парковой дорожке. Ощущение пришло к ней не страхом или тревогой, но тихой радостью.
Фотиния смотрела на заиндевелые каменные плиты с выгравированными фамилиями и званиями и понимала, что все эти люди отдали жизни «за други своя», за Родину, что все они святые перед Богом. Тепло шло от их светлой памяти, имён, крепких корней, от великой правды народа, который всё сдюжит в любые времена. Уголёчками памяти стали для Фотинии святые имена героев-земляков.
– Как же нам надо жить, родные, чтобы не подвести вас, чтобы не осквернить ваш бессмертный подвиг?
Вопрос попал в мягкую глубь выходящей из долгой спячки души, он и раньше бывал там, сейчас же вернулся на своё законное место.
Субботний день долгим взглядом наблюдал за одинокой женской фигурой. Она медленно шла по рыхлому снегу, по знакомым тропинкам парка, то разглядывая ветки с комьями снега, то поднимая глаза наверх, туда, где осиротелые с осени кроны ловили уходящую радость белого святочного волшебства.
Сумерки уже показались из-за соседних девятиэтажек и были готовы обнять всё: и парк, и берёзки, и аллею героев, и маленькую женщину, что-то беспокойно ищущую то ли в себе, то ли в этом засыпающем парке.
