– Да, однажды мне пришла в голову мысль, что если бы с женой произошел несчастный случай, я бы огорчился, но не воспринял сей прискорбный факт как трагедию, – твердо произнес Ворсин.
Услышав злобный шепот адвокатши «Идиот», он добавил:
– Но это вовсе не означает, что я собирался убить жену.
– Неужели? – иронически осведомился прокурор. – В таком случае я хотел бы предоставить слово свидетелю. Он сделал приглашающий жест, обращаясь к Витьке.
– Прошу вас, молодой человек.
Сергей Антонович задохнулся от негодования. Суд явно превращался в фарс: мало того, что свидетелем выступал несовершеннолетний, так он еще и присутствовал в зале суда во время заседания, хотя по закону должен был пребывать за дверьми и ждать, когда его позовут. Ворсин вопросительно посмотрел на шуструю адвокатшу, надеясь, что она отреагирует, но та и бровью не повела.
Витька, громко сопя и шаркая ногами, направился к трибуне, на которой красовались государственный трезубец и тощая Фемида с традиционными весами в руках. Ворсин с удивлением отметил, что у символа правосудия нет на глазах повязки. Ему даже показалось, что она смотрит на него с некоторым сожалением, будто заранее знает, чем закончится судебное заседание. Когда Витек проходил мимо, Ворсин, сам не понимая почему, неожиданно подставил ему ногу. Не ожидавший такого подвоха мальчишка споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Из кармана его малинового пиджака выпала рогатка.
– Какой же ты неловкий! – воскликнула блондинка, подбежав к мальчику. Она подобрала рогатку и помогла ему подняться.
– Это он нарочно мне подножку подставил, чтобы я насмерть зашибся! – жалобно произнес Витька. На глазах у него выступили слезы. – Ему ребенка пришить, что два пальца уделать!
Шмыгнув носом, Витька вырвал из рук адвокатши рогатку и устремился к трибуне, которая превышала его рост. Потоптавшись, мальчишка решительно встал перед нею, загородив своим пиджаком Фемиду. Вытянув руки по швам, громко затараторил:
– Значится так. Дядю Сережу и тетю Тоню знаю давно. Они оба толстые, но разные. Тетя Тоня добрая и веселая, а дядя Сережа злой и вредный, как Макс.
– Кто такой Макс? – уточнила судья.
– Ротвейлер из соседнего подъезда. Он безбашенный. Увидит кошку, бросается на нее и разрывает на куски. Таких бешенных отстреливать надо. Если бы его хозяин дядя Боря не был таким крутым, этого барбоса давно бы замочили.
– Не отвлекайтесь, свидетель, – с мягким укором произнес прокурор.
– Сначала просют, а потом рот затыкают, – обиженно скривился мальчик.
– Ты для нас – образец гражданского мужества, – ласково промолвила судья и впервые за весь процесс улыбнулась. – Если все наши мальчики будут такими же сознательными, как ты, от преступности в Украине и следа не останется.
– Тоже мне Павлик Морозов выискался, – вполголоса проронил Ворсин, не понимая, какая роль в процессе отведена этому дрянному мальчишке.
– Прошу оставить комментарии при себе, – строго посмотрела на него судья. – В противном случае лишу вас слова. Продолжайте, свидетель.
– Дело было так. Когда я после школы домой притопал, маманя погнала за хлебом. Спустился на лифте, подошел к двери, хотел открыть, а тут снаружи какая-то тетка завопила, как недорезанная: «Ты мерзавец и прелюбодей!» Я с переляку едва не уписался, а потом догадался, что эта припадочная меня не видит. На кой ляд мне чужие разборки? Метнулся под лестницу, где вход в подвал. Когда тетка в подъезд ввалилась, я ее признал. Это тетя Тоня была. А за ней дядя Сережа шел. Он начал ее успокаивать. А она, в раж вошедшая, закричала: «Давай кайся, подлюга, пока рожа цела!». Я от них в подвал, они за мной. Нащупал дверь в какую-то кладовку, дернул – она и открылась. Заскочил туда, сердце чуть из горла не выскакивает. Слышу, как дядя Сережа спокойно так отвечает: «Каяться мне не в чем, я тебе не изменял. А вот то, что ты надоела мне хуже горькой редьки, так это факт».
