– Пускай Игорь сам его послушает, – сказал Маральский, – тогда вместе решим, что дальше делать.
Затем он позвонил мне и попросил Ворону съездить как можно быстрее туда-обратно, а сам уселся в углу на скамейку, обхватив голову руками. Очевидно, вспоминал покойную племянницу. Больше Ворона ничего сообщить не мог. Проскочив три раза на красный свет и едва не врезавшись в огромный крытый фургон, мы наконец прибыли на место. Спортзал располагался в подвале массивного здания сталинской архитектуры с помпезными, но порядком облупившимися и потрескавшимися лепными украшениями. В просторном, заросшем старыми развесистыми деревьями дворе было тихо. Только поскрипывали кем-то потревоженные детские качели. У бордюра притулился Маратов «БМВ». Мы зашли в прохладный подъезд. Ворона три раза постучал в подвальную дверь. Никто не отозвался.
– Здесь что-то не так, – проворчал Юрка, толкая дверь ногой. Она со скрипом отворилась. Изнутри пахнуло неприятным запахом свежей крови.
– Ну, вы мясники! – скривился Голиков, заглядывая в спортзал. – Боже! – воскликнул он, указывая рукой на открывшуюся нашим взорам страшную картину. Посредине на каменном полу, оплывая кровью, лежал Маральский. Его мертвенно-белое лицо заострилось, глаза были плотно зажмурены. В дальнем углу, возле батареи сидел незнакомый мне человек с даже не перерезанным, а скорее перерубленным горлом. Рана была ужасна! Запрокинутая назад голова едва держалась на тонкой полоске мяса и кожи. Все вокруг носило следы ожесточенной борьбы.
– Ма-мо-чка! – ошарашенно прошептал Ворона. Руки у парня тряслись мелкой дрожью. Маральский застонал и слегка пошевелился. Я подбежал к нему.
– И-го-рь! – еле слышно прошептал Марат, медленно открывая затуманенные глаза: – И-го-рь!!!
– Я здесь, Саша, здесь! Что произошло?!
– На-й-йди их, И-го-рь! Я уми-ра-раю!
– Кто они?! Где искать?!
– Лы-ысые… Эдик про-одавал им дурь… ДК «Красный мак»[8]. За ним постоянно следили… Гу-уру узнал этот адрес. Их при-ишло десять… Я не с-мог!
– Как зовут гуру?! Кто он?!
– Ты д-дол-жен его знать! Убей их, Игорь! Они хотят…
Дальше Марат ничего сказать не смог. Из горла, булькая, хлынула кровь, тело забилось в агонии, но, даже умирая, Маральский о чем-то умолял меня тускнеющими глазами. Через полминуты все было кончено.
– Уезжайте, ребята! – глухо сказал Ворона. – Я позабочусь о телах.
Нам ничего не оставалось, как вернуться домой. Всю дорогу я пытался понять, что имел в виду Маральский, говоря, будто я «должен знать» гуру, но без толку. В моей давно не убиравшейся квартире висел загустевший дух пыли и табачного перегара. В углах под потолком скопилась паутина, на кухне высилась гора немытой посуды, а пол давно нуждался в мокрой тряпке.
– Живешь как поросенок, – заметил Голиков. – Хоть бы одну из своих баб заставил чистоту навести.
– Тоже мне чистюля выискался, – огрызнулся я. – А у самого морда три дня не брита.
Обменявшись таким образом любезностями, мы пришли на кухню. Я отворил окно, сварил кофе, достал из холодильника початую бутылку коньяка, нарезал ломтиками лимон и предложил Юрке слегка расслабиться. Бешеная круговерть последних двух дней совершенно истощила запас жизненных сил, а впереди, как я предчувствовал, нас ожидало немало, мягко говоря, «приключений». Мы устроились возле стола и принялись пить горячий, ароматный кофе, перемежая его небольшими дозами коньяка.
