– Не напрягайтесь, Лазарева. Понимаю, что зеркала – это не руки любовника, удовольствия не доставят. Но вы сами выбрали такой способ.
«Причем тут любовник? – задумалась Фаина. – Или это у гинекологов юмор такой особенный?»
Тем временем Наталья Алексеевна ввела в лоно клиентки полупрозрачную трубочку, присоединила к ней шприц с белесоватой жидкостью и надавила на поршень.
Там, глубоко внутри, Фаине вдруг стало холодно, и она зябко поежилась.
– Ничего-ничего, милая. Материал недавно из холодильника, вот и неприятно. Потерпи. – Наталья Алексеевна перешла на «ты», но Фаину это нисколько не обидело. – Ну, вот и все. А ты боялась. Минут двадцать полежишь – и свободна. Контроль через две недели.
– Как через две? – изумилась Фаина. – А снимки?
– Какие снимки? Тебе сейчас снимки противопоказаны! Да и не увидишь пока на них ничего.
– Но… я читала, что после введения контраста делают серию снимков, – продолжала настаивать Фая.
– Контраста? – теперь изумилась Наталья Алексеевна. – Погоди, ты на какую процедуру пришла?
– На ГСГ*, – блеснула познаниями Фаина.
Гинеколог побледнела и, грозно сверкая глазами, развернулась к медсестре:
– Ты кого на кресло взяла?
– Так Лазареву же! – испуганно захлопала глазами «помощница врача».
– Дай мне карточку, – протянула руку Наталья Алексеевна, и медсестра быстро вложила в нетерпеливо подрагивающие пальцы пачку бумаг. – Так. Лазарева.
Врач вопросительно взглянула на клиентку, все еще распятую на гинекологическом кресле.
– Да, Лазарева, – согласилась Фая.
– Инга Сергеевна? – подозрительно глядя на девушку, продолжала допрос гинеколог.
– Нет. Фаина Иннокентьевна.
Фая уже поняла, что произошла какая-то ошибка. Судя по медленно багровеющему лицу Натальи Алексеевны, ошибка могла оказаться фатальной, но пока не ясно, для кого: для медиков, для неизвестной Инги Сергеевны, или для нее, Фаины.
– Что вы мне ввели? – задала главный вопрос Фая. – Это что-то опасное?
– Ну, это как посмотреть, – врач скривила губы в сардонической ухмылке. – Мы ввели вам биологический материал. Точнее говоря – мужскую сперму.
– Сперму? – шепотом переспросила Фая, пытаясь осознать масштаб трагедии. – А зачем?
– Это называется искусственная инсеминация, Фаина Иннокентьевна, – гинеколог обернулась к медсестре. – Так, я к начмеду. Надо решать, как будем объяснять все, что случилось, клиенту.
Наталья Алексеевна стремительно вышла.
– Ой, что теперь буде-е-ет, – пропищала медсестричка, с которой слетел весь ее надменный вид. Она просительно глянула на затихшую в кресле клиентку: – Вы полежите здесь, я сейчас вернусь.
– Угу, – промычала Фая. Ей очень хотелось остаться одной, чтобы попытаться понять и осмыслить, что с ней сделали и чем это грозит.
Как только вторая представительница медицинского племени скользнула за дверь, Фаина словно очнулась от наркоза и начала судорожно соображать.
«Мне ввели сперму какого-то мужчины. А у меня – середина цикла. Значит, существует вероятность того, что я забеременею. Стоп! Я могу забеременеть от чужого незнакомого мужчины?! От человека, которого ни разу в жизни не видела?!»
Фаина вдруг почувствовала себя то ли использованной, то ли оскверненной, то ли изнасилованной каким-то особо изощренным способом.
«Бежать! Прочь из этого дурдома, пока никто не видит!» – это все, что смог подсказать ей вдруг запаниковавший разум. Повинуясь острому желанию оказаться как можно скорее и как можно дальше от клиники, где с ней сотворили ТАКОЕ, Фаина оделась за считанные секунды, подхватила сумочку, выглянула в пустой коридор и рванула к лестнице.
