Украденное лицо - страница 17
Начинается чтение.
Беовульф Мармонт читает свой рассказ, который вскоре появится в журнале «Вихокенское литературное обозрение». Рассказ о человеке, который слишком много пьет и любит женщин с податливыми губами. Беовульф так уверен в себе, когда меряет шагами комнату, когда откашливается и заставляет замолчать даже Лавинию, которая шепчет Гевину что-то об Эдне Сент-Винсент Миллей. Логически Луиза понимает, что он не смотрит на нее, что ему на нее вообще наплевать, и, возможно, надышавшись дымом марихуаны, она немного ударилась в паранойю, но все то время, пока Беовульф читает, а Лавиния смотрит в сторону, Луиза вспоминает, что происходит, если на вечеринке ты не можешь показать себя с лучшей стороны. Люди оглядываются, они тебя забывают, говорят о тебе, как только ты уходишь, и больше тебя не приглашают. Луиза знает, что не показывает себя с лучшей стороны, стоя столбом у стены, запинаясь в разговоре с незнакомыми людьми (она могла бы им сказать что-нибудь яркое и остроумное, будь Лавиния рядом), но чем больше она это осознает, тем суше становится у нее в горле, тем большее впечатление ей нужно произвести и тем больше она убеждается в своей неумелости.
Она тихонько сматывается.
Во всей этой изъеденной плесенью и набитой народом квартире есть только одно открытое окно, и оно в комнате, некогда служившей кухней. Луиза бежит и хватает книгу, любую, вот с верхней полки, чтобы, по крайней мере, выглядеть достаточно «продвинутой», чтобы уйти с чтения и сосредоточиться на книге получше, а не слишком перепуганной и стоящей в комнате с людьми, считающими себя лучше нее, без Лавинии, которая помогла бы ей здесь освоиться.
– Вы тоже прячетесь?
Луиза вздрагивает.
Он, скорчившись, сидит на стопке книг. Улыбается ей.
У него мягкие каштановые волосы и очки в роговой оправе, которых больше никто не носит. Он в твидовом костюме, которые тоже больше никто не носит. У него большие детские карие глаза и очень тонкие губы.
– А что, так заметно?
– Я в смысле… Разве все мы не хотим от всего этого спрятаться? – Он смеется странным, чуть лающим смехом. – Сдается мне, что у некоторых из нас просто характеры слабее. Или же, понимаете, им не нужно так много работать в Сети.
– Им везет, – отвечает Луиза.
– Нам везет, – поправляет он.
– Конечно, – соглашается Луиза. – Нам везет.
И продолжает:
– Значит, вы не писатель?
Он фыркает:
– О нет. Я принимаю куда более практичные карьерные решения.
– Например?
– Заканчиваю университет. – Улыбка его расцветает. – Классика.
– Говорят, очень доходная нива.
– О да. – Он освобождает ей место на скамеечке, представляющей собой просто ряд книг. – Там обширное поле. – Он раскуривает косяк и предлагает ей потянуть.
– Не знаю, стоит ли, – произносит Луиза. – От травы у меня паранойя.
– В смысле, как и от всего, верно?
– Кроме работы в Сети. Однозначно.
Луиза делает затяжку. И тут же заходится в кашле, брызжет слюной, а он вынимает из кармана блейзера носовой платок и протягивает ей.
– Серьезно?
Он начинает заикаться, самую малость, и Луиза понимает, что обидела его.
– Я в смысле… спасибо. Извините. Простите, я нагрубила. Я просто…
Он смеется:
– Ну, понимаете, кто-то ведь должен поддерживать уровень.
– Конечно. – Луиза не понимает, почему он так с ней доброжелателен. – Естественно.
– Значит, вы тоже не писательница? – Он забирает у нее косяк.
– Да. Нет. Возможно?
– Больше не существует