– Одной ложкой риса больше, одной меньше. Он даже не заметит, – взмолился первый голос.
– Нет! Надо держаться! Таково испытание! – уже не так уверенно ответил второй голос.
– Уми-ра-ю, – почти плача раздался первый.
– Держись! – ответил второй и наступила тишина.
Вода покрылась тонким слоем наледи. Стало холодней. Му Гун покинул море души Дин и со смешанными чувствами воззрился на девушку. Та стояла, прикусив губу и ждала, когда он доест приготовленный ужин.
– Я наелся, – соврал он. – От остального можешь избавиться.
– Послушница рада, – она поклонилась и, развернувшись, пошла прочь.
Когда Дин почти вышла, до Му Гуна долетел тихий всхлип. В следующую минуту девушка покинула Хранилище и двери медленно сомкнулись за её спиной.
– Показалось? – Му Гун воспользовался ментальным зрением и увидел, как неторопливо «претендентка» прошла в кухню и встала над мусорной корзиной.
Дин не решалась выкинуть остатки еды. Она смотрела на них с голодной жадностью, но не смела притронуться. Му Гун явственно ощутил тревожность, исходящую от её тела. С тяжёлым вздохом девушка выкинула недоеденные остатки еды. Затем вымыла посуду и убрала её на полки, а после, не смотря на голод, уселась в позу для медитации.
– Дура! – возмутился Му Гун, считая, что ясно дал ей понять, что она сама может всё съесть. – Брезгует? Считает объедками? Нет. Не похоже.
«Как молодой хозяин ты должен нести ответственность за людей в нашем поместье», – вспомнил Му Гун слова приёмного отца. Так он наставлял его в управлении хозяйством, объясняя правила поведения от низших рабов до приглашённых гостей. Если бы родители видели, как сын обращается с Дин, то сгорели бы со стыда. Впрочем, Му Гун её не приглашал, а значит не обязан вести себя, как с дорогой гостьей.
«Достаточно и уровня рабов», – подумал он и сразу осёкся, вспомнив, что с теми следует обращаться как со скотиной. А значит не забывать кормить. Иначе сдохнут.
Рабам не разрешалось и шагу ступить без хозяйского приказа. Они не имели имущества и не могли самовольно касаться чего-либо в поместье. Тоже относилось и к еде. Если бы голодный раб без разрешения взял хоть рисинку, его тут же бы высекли или отрубили руку, как вору. А порой, в назидании другим, могли лишить жизни.
«Кому охота умирать за еду? Тому, кто от голода потерял рассудок», – философски заключил Му Гун, уже позабыв о горестях Дин.
В следующий миг ему на глаза попался свёрток, лежащий на верхней полке стеллажа в кузнечно-оружейной зоне. Он тускло мерцал и уже практически погас. Словно пробудившая его сила отдалилась или вовсе пропала.
Му Гун достал загадочный свёрток. Это была карта Академии, в которую он завернул артефакт в виде золотого наруча. Его нашли кровные родители ещё до рождения Му Гуна. После пожара он остался, как память о погибшей семье. Сперва парень закопал его в Тёмном Лесу и забыл. Вспомнил уже после ядовитой свадьбы. Тогда-то и забрал его с собой в Академию.
В библиотеке Му Гун смог найти скудные сведения об артефакте Солнца и Луны в виде наручей. Они являлись парным ключом к открытию гробницы павшего Божества Войны. Нужное место упокоения найти не составило труда. Всего-то нужно было купить на аукционе серебряный наруч в пару к золотому, вложить один в другой и с помощью духовной силы получить картину с изображением гробницы. Она оказалась на одном из диких пиков Академии Хэнцзин.
