Сафия, услышав, побледнела от гнева. Спорить со старшими и дерзить она бы не стала, но решила рассказать всё маме, когда та приедет – пусть устроит им взбучку.
А вот Айше, в отличие от старшей сестры, смолчать не смогла.
– А вам какое дело, как мы живём? – громко, без всяких обиняков бросила она. – Мы в вашу жизнь не лезем, а вы не лезьте в нашу!
Несколько секунд женщины просто пялились на неё, изумлённые девичьей дерзостью. Нужна была определённая смелость, чтобы открыто возразить клубу клуш-наседок. Домохозяек и матерей традиционно было принято считать милыми добродушными существами, образцами терпения, заботы и любезности. Но здешние домохозяйки были всё равно что исчадия ада, полные агрессии и ненависти ко всему живому. Никто никогда не задумывался, что их сделало такими – трудности быта, невнимание мужей, или, может быть, жизненное разочарование. Никто, кроме собственных детей, этих женщин не любил.
– Посмотрите, какая нахалка! Вся в мать! – заявила Светка.
Окружающие, даже зная, что они неправы, не решались вмешаться. Это было ровно то же самое, что встать на пути у душевнобольных. К тому же, семью Алиевых в этом доме никто не любил, и никто бы не стал за них заступаться.
– Сами вы хамки. Вы первые начали, – не сдавалась Айше, показывая на них пальцем.
– Смотрите на неё! Тебя не учили, что лезть в разговоры взрослых невежливо? Оборванка, кто тебя такую замуж возьмёт? – презрительно спросила Светка.
Взрослые стремительно разошлись: кто – на работу, кто – обратно домой, в объятия одеяла. Сквозь толпу просочилась Аяна, спешащая на работу; Аня выглядывала с балкона и махала ей рукой.
– Да кому она будет нужна? Невоспитанная, противная, да ещё и хамка. Помрёт в одиночестве, и будет знать, – вторила подружке Галя. – Ни мужа у неё не будет, ни детей. И стакана воды никто не подаст.
Айше стремительно краснела от гнева и обиды. Аяна, заметив приближающийся автобус, уже хотела было пройти мимо, но остановилась.
– Что здесь такое? – спросила она.
Домохозяйки смерили её взглядом. Красивая ухоженная Аяна, одетая по последней моде, не вызывала у них ни сочувствия, ни одобрения. Бедная мать-одиночка, потерявшая мужа, в их понимании должна была выглядеть усталой, невзрачной, одетой в тряпьё. Тогда бы они, быть может, её пожалели и приголубили. Но молодая цветущая женщина, выглядящая младше своего возраста, пробуждала в них только зависть и глубокую злобу.
– Эта девчонка нам хамит, – бросила Галя, не спуская с неё высокомерного взгляда. – Ну, что ещё от них ожидать, от этих Алиевых? Одни проблемы.
– И тараканы из-за них завелись, – бросила Светка ни к селу ни к городу. – А мы никак не можем их вытравить!
– Вы первые начали обзываться! – вступился за сестру Амин. – Вы сами говорили про нас плохие слова!
– А про меня сказали, что я никогда не выйду замуж! И умру одна! Так говорить нельзя! Это харам! – вознегодовала Айше.
Аяна взглянула на толпу отчаянных домохозяек с нескрываемым презрением. Те, конечно, не могли этого не заметить.
– Вам больше нечем заняться, кроме как унижать детей? – поинтересовалась она холодно. Женщины раскрыли рты. Затем она повернулась к троице. – А вы тоже нашли, кого слушать. Иди-ка лучше домой.
Аяна ушла, не обращая внимания на осуждающее шипение за спиной. Сафия, Амин и Айше, не смея ослушаться её, отправились домой.
Утро без криков матери прошло непривычно. Но тишина длилась недолго: Сафия воспользовалась отсутствием родителей и начала гонять младших брата и сестру. На Амина крики не действовали: всякий раз, когда она пыталась заставить его хоть что-то сделать, он бросался на неё с кулаками. Драки между детьми в этой семье были делом привычным. Пока Амин и Сафия бранились, Айше готовила завтрак: овсянку, жареный хлеб с яйцом и сладкий чай. Дети и за последний кусок еды чуть не подрались; Айше предложила поделить его, но Амин ловко выхватил хлеб и разом засунул в рот.
