Где-то в 2006-м году я неожиданно встретил Нура у рынка Ак-Эмир, сначала я подумал, что обознался, это был высокий исхудавший мужчина, было видно, что он пьет уже не первый день, он шел мимо, и мы даже, кажется, пересеклись взглядами. Я рассказал об этом своей маме, она тогда поведала мне, что сама видела Нура несколько раз с бомжами и просящего милостыню, сидя на краю тротуара. Я был в легком шоке… Также я узнал от мамы, что он давно уже развелся и жена его уехала из Кыргызстана, а он просто ушел из дома и стал жить на улице как бомж. При том, что у него была крыша над головой, родители живы и, и он мог бы жить и работать как все нормальные люди. Что произошло с ним – мне мама так и не смогла ничего объяснить, только сказала, что все его родственники знают об этом, но ничего с этим поделать не могут. Я был в растерянности, и не мог понять, как может человек просто взять и решить для себя жить на улице? Я пытался через знакомых выяснить причины такого кардинального изменения поведения человека, но так и не смог объяснить себе его поступок. Наверное, что-то произошло трагическое, что сломало его полностью, от чего он не смог восстановиться, или, может, это обыкновенный, бытовой алкоголизм? Не знаю… У меня на тот момент почему-то не было никакого желания найти его и поговорить с ним, я посчитал это слабостью и думал, каково же его близким знать и даже видеть, что – твой сын, родной брат, близкий друг бомжует в центре города, и это видят все знакомые. Уверен, что это было и остается реальной трагедией и болью для всех членов его семьи.
В другой раз я с ним встретился уже в 2013 году на входе в «Детский мир», что на проспекте Чуй, куда приехал с семьей. Он сидел один на скамейке, на асфальте была пустая коробка из-под обуви и картонка с надписью: «Афганец, нужна помощь». Присмотревшись, я увидел, что у него на левой руке нет кисти, просто рукав от куртки. Я остановился и обратился к нему: «Нур, это ты?..». Я думаю, он меня сразу узнал, еще когда я к нему приближался. «Да, это я», – негромко ответил он. «Что с тобой случилось, что с рукой твоей?», – ошарашенный, я стал спрашивать его, ответ меня сбил с толку. «Вот, в Афгане потерял…”, – ответил он. «Какой Афган, Нур, ты никогда не служил в Афгане, ты что говоришь?.. Нур, это я, Алишер, ты помнишь меня, что с тобой, как ты руку потерял?!». Но он, как заговоренный, только и говорил про Афган, что дом сгорел и документов нет. Я стоял рядом с ним и пытался вытащить его на простой разговор, но это было бесполезно, прохожие оборачивались, а водители такси стали собираться около нас. Со стороны люди могли подумать, что я ругаю его. Я посмотрел ему в глаза в надежде, что он перестанет валять дурака, но ответной реакции не увидел, и, протянув ему купюру, ушел от этого места. Приехав домой, я рассказал родителям про нашу встречу с Нуром, и, конечно, все были шокированы моим рассказом об отсутствии одной кисти его руки. Я спросил, знает ли об этом мама Нура, на, что мама ответила, что в их кругу они вообще не затрагивают тему Нура, поскольку его мама уже не может без слез слышать об этом.
Вот надо же так сложиться судьбе человека, подумал я… где и когда он оступился, ведь ничто не предвещало такого поворота событий; образованный, здоровый, из благополучной семьи, как человек в расцвете сил уходит из дома, чтобы жить на улице?
