Улицы Магдебурга - страница 43
–Я стараюсь.
–Давай, пока.
–Эмрис…—уже в дверях Хенрик обернулся.
–Что?
–Нет, ничего. Пока.
–Пока.
Пластинки были сложены очень аккуратно, Эмрис снова принялся за опоры. Когда перевалило за полдень, вышел прогуляться и ходил почти до сумерек, потом спохватился и заторопился домой. Составленные по порядку пластинки снова напомнили ему про Хенрика. Может, в другой раз он ещё где-нибудь приберётся? Впрочем, что ему здесь делать, хоть бы он вообще никогда больше не приходил.
Из Стамбула по-немецки
Свен Херинг откинул волосы со лба. Крутанулся на стуле, встал и включил чайник. Идти к кофе-машине было слишком далеко. Свен прислонился к откосу окна, протянул руку за пачкой сигарет на подоконнике. Из офиса на последнем этаже высокого дома на Миттлереплатц было прекрасно видно весь Магдебург. Он щелкнул крышечкой зажигалки.
Сегодня смотреть было не на что, серое небо затянули тучи, и все крыши Магдебурга утопали в светлом тумане, изморось оседала на мостовых и каменных углах. Свен затянулся. Его не тянуло курить, но манипуляции с сигаретами его успокаивали и отвлекали. Над ним подсмеивались, потому что он покупал женские сигареты, тонкие и ароматизированные, в узкой пачке. Херинг потер челюсть ребром ладони, провел рукой по затылку, только вчера коротко снятому машинкой, зарылся пальцами в пряди на макушке.
Открытка была заткнута туда, где стекло уходило под профиль рамы. Свен смотрел на нее и на душе теплело. Открытка примиряла его с реальностью. На открытке был изображен Стамбул, горячий, синий, золотой, сияющий, ароматный, сладостный и вязкий. Обещанный и обещающий. Открытка от Джи.
Свен часто представлял себе, как Джи сидит в кафе и пишет ему открытки. Как заказывает крепкий турецкий чай в стаканчиках-тюльпанах, как греет руки об их горячие бока. Джи мерзнет, Свен не удивился бы, если бы узнал, что и в Стамбуле Джи мерзнет и поэтому даже там не снимает эти свои перчатки без пальцев. Даже в постель Джи ложится в вязаных носках.
Зашумел и выключился чайник, Свен смял окурок в банке от джема и прикрыл окно. Джи, Джи… Он достал пачку молотого кофе, налил в чашку кипяток и накрыл крышечкой. Чашку с крышечкой они с Джи покупали вместе. Он вернулся к окну, поставил чашку и взял открытку в руки. Она пахла розами, значит, Джи покупает розовое масло и разводит его в спирте, и брызгает на открытки, на почтовую бумагу, и все вещи в комнате благоухают розами. Джи спит в этом запахе, кутается в него, натягивает на плечи, как тонкую вуаль. Здесь, в Магдебурге, тоже можно было легко и просто купить розовое масло, и Свен тысячу раз заходил в аптеку и доставал бумажник, но каждый раз убирал деньги и уходил. Никакой импортированный концентрат не может заменить розы Стамбула, которыми пахнут открытки Джи.
Свен перевернул открытку. Джи учит немецкий, специально для него, и пишет из Стамбула по-немецки. Для Джи очень важно писать правильно, поэтому фразы всегда короткие и точно выверенные. Джи не любит ошибаться и болезненно переживает любые поправки собеседника.
Сегодня на открытке написано «Я завтракаю на террасе и смотрю на Босфор. Мне все напоминает о тебе, каждый парус и каждая яхта», и подпись, и беглая картинка, изображающая яхты и паруса на Босфоре. Джи рисует уверенно, без штрихов, ставит ручку на бумагу и сразу обводит контур. Не всегда точно, но с большим апломбом. Слова были написаны между парусами, волнами и штрихами, изображающими море.