Улитка - страница 9

«Сука, даже мази никакой не дал…»

Мана открыла шкафчик над раковиной, в котором стояло большинство лекарств. Еще что-то было в родительской спальне, но там особые примочки для матери, наверное, ничего полезного.

Бинта было мало.

Может быть, надо как-то забинтовать Танге голову? Или что делать? Она подумала, что не посмотрела, идет ли еще у сестры кровь и вернулась на кухню.

Травма явно была с той стороны головы, которая лежала на полу. Трогать сестру Мана боялась, просто стояла и смотрела, не увеличивалась ли лужица крови. Вроде, нет. Или ей так только казалось?

Черт, черт, черт…

Она шагнула обратно в санузел.

В аптечке ей приглянулась только перекись водорода. Старое и надежное, как говорил отец. Всегда лучше использовать старое и надежное. Раньше она всегда смеялась над его нелюбовью к изменениям мира. Сейчас подумала, что начинает его понимать. Если бы у нее был не какой-то новый вирус… Или как там говорил Кастрат?

«Ты все равно не поймешь…» – ну, да, так и было.

«Если начнут лопаться, сразу приходи,» – она уставилась на свой живот, представляя, как опухоли еще разрастутся и потом начнут покрываться трещинами, взрывая кожу и выплескивая наружу свое содержимое…

Спину свело, между лопаток пробежала судорога. Мана передернула плечами, стряхивая наваждение.

«Ладно, решайся уже!» – она надавила на флакон и перекись тонкой струйкой брызнула на раненый участок, пенясь, стекая вниз уже темноватыми потоками, вымывая гной и что там еще было из раны.

«Блядь, ой, мамочка!» – слова закончились. Уже не было сил ни плакать, ни кричать. Она просто стискивала зубы, пока боль не начала превращаться во что-то приятное. Что-то, что заполняло ее, фиксируя в одном моменте, яркое, вымывавшее из головы все мысли…

Она уже хотела эту боль. Чтобы вместе с ней из Маны вышло все – зараза из раны, оправдание за все происходящее, отчаяние…

«Черт, надо же перезвонить маме, она убьет меня» – эта мысль вернула ее к происходящему.

Мана, как могла, обвязала бинт вокруг плеча и закрепила подвернувшимся пластырем. Выглядело криво и ненадежно, но ничего другого она придумать не смогла.

Бросив худи на стиральную машинку, Мана пошла в комнату одеваться. Почти сразу вернулась, глядя на вонючую одежду. Запихнула ее в машинку, и запустила стирку. Привычным, почти рефлекторным действием. Не думать было хорошо.

Потом, наконец, пошла одеваться. Даже звонить матери казалось уместным только в приличном виде. Мана надела самую просторную футболку, что у нее была, с принтом обложки одного из альбомов группы Morbid visions, любопытным парафразом Мунка и Босха одновременно. Отец особенно не любил эту ее одежду, всегда кривился, когда видел, как она выскакивает из квартиры в мешковатом, обвисающем балахоне. Так что дома она ее не носила. Но она была просторная и почти не касалась кожи.

Так, задержалась в клинике, у нас все в порядке. Макароны!

«Сбегаю, как врачи уедут, только бы успеть!»

Мать взяла трубку после второго же гудка.

– Где тебя носит! Что вы все мне не отвечаете? Родила на свою голову, две вертихвостки, ни о чем не думаете никогда!

Мана зажмурилась, крепко-крепко, ожидая, когда можно будет вставить слово.

– Отец на работе допоздна, а я застряла! Эта чертова штука больше не двигается, стою уже битый час около лавки и не туда ни сюда! Что за бракоделы, подсовывают народу поди знай как сделано!

Весь заготовленный монолог улетучился у Маны из головы.