– А рассеченное горло? Это разве не смертельно? – удивленно приподнял бровь Маршал.
– Смертельно, – кивнул в ответ доктор. – Но не думаю, что в этом случае. Когда человеку, находящемуся в сознании, перерезают горло, он непременно схватится за рану руками. А у госпожи Блюментрост – я верно запомнил имя? – руки чистые. Ну, в смысле чистые от крови. Так что этот удар убийца наносил уже мертвой жертве. Как и большую часть резаных ран.
Владимир Гаврилович возражающе поднял руку с папиросой:
– Павел Евгеньевич, она же в реке плавала, кровь-то могла смыться водой.
– С рук – могла. С рукавов – нет.
Филиппов согласно кивнул.
– Следов полового контакта нет, – произнес Кушнир и замолчал.
– Это все? – Владимир Гаврилович пристально посмотрел на эксперта из-под седеющих бровей.
Доктор достал табакерку, свою короткую трубочку, начал набивать ее. Маршал и Филиппов терпеливо ждали продолжения. Наконец, попыхтев, раскуривая и выпустив первые колечки ароматного дыма, Павел Евгеньевич продолжил:
– Судя по расположению ран и по характеру разрезов, убийца держал нож в правой руке. И есть одна странность, господа. Все раны имеют очень аккуратные края.
– Что тут странного? – непонимающе приподнял бровь Константин Павлович.
– А то, что такие разрезы оставляют очень острые инструменты. Я бы даже сказал – хирургически острые. Уличные бандиты таких ножей не имеют, я ведь прав, Владимир Гаврилович?
Филиппов снова кивнул и спросил:
– Может, бритва?
– Могла бы быть. Если б не было колотых ран.
– Скальпель?
– Исключено. Достать им до сердца возможно лишь гипотетически. А самая неглубокая из ран вдвое превышает длину лезвия скальпеля. И ширину. Да и сложно им колоть, уж поверьте врачу.
– Есть предположения?
– Есть. – Павел Евгеньевич снова выпустил несколько колец дыма. – Мясник. Либо человек, обожающий холодное оружие.
Повисла пауза, участники беседы обдумывали услышанное. Первым прервал молчание опять же доктор:
– И вот еще что, господа… Не знаю, стоит ли это говорить, но тем не менее… Вы же помните лицо жертвы? Так вот. Осмелюсь предположить, что ее ужасная улыбка – не случайность. Убийца очень аккуратно, я бы даже сказал, педантично, сделал практически одинаковые по длине разрезы от уголков рта к ушам. И боюсь, что мы имеем дело не со спонтанным убийством в припадке ярости, а с неким ритуалом.
– Маньяк? – спросил Филиппов.
Доктор утвердительно тряхнул шевелюрой. Маршал посмотрел на начальника:
– Вы же понимаете, что это означает, Владимир Гаврилович?
Филиппов обреченно покивал, доктор тяжело вздохнул, и только письмоводитель растерянно вертел головой.
– Это значит, что нам следует ждать вскорости нового убийства, господин Отрепьев, – резюмировал Владимир Гаврилович. – А может, и это убийство не первое. Нужно запрашивать у соседей.
Отрепьев сглотнул и пробормотал:
– Да неужто ж можно такое не в сердцах натворить? Чтоб в полном разумении? И потом спокойно по улицам ходить, пить, есть, с людьми разговаривать?
Доктор Кушнир сочувственно посмотрел на юношу:
– Мы имеем дело с человеком душевно нездоровым. Я общался с коллегами, изучающими подобные отклонения, и они говорят, что наш резатель может жить обычной жизнью, быть вполне себе респектабельным господином и даже отцом семейства, нежно любящим жену и детей. Он может даже не помнить о том, что он творит. Обычно при таком расстройстве рассудка в одном человеке уживаются две личности, и они могут не подозревать о существовании друг друга, вытесняя время от времени одна другую.
